В остальном никто из нас не говорит. Все сидят в ожидании, и эта тишина сама по себе нагнетает обстановку до удушающего состояния.

Особенно когда я смотрю на Багирова, сидящего на корточках и привалившегося к стене.

Он тянет длинную челку, будто готов начать рвать на себе волосы. Таким я его еще не видела. Мрачнее тучи. Уязвимый. Заламывающий татуированные пальцы в каком-то отчаянии.

Алиса осторожно выпускает мою руку и подходит к мужу, опускается перед ним, чтобы обхватить его лицо и заставить посмотреть на нее.

— Это я виноват, — сокрушенно произносит он. — Я был груб с ним, детка… Я не поддержал его…

— Нет, нет, — подруга притягивает мужа к себе, и тот утыкается лбом ей в грудь. — Это несчастный случай, — шепчет она и прижимается губами к его макушке, успокаивающе поглаживая по спине.

Ком в горле давит, и я отворачиваюсь, болезненно сглатывая.

Если бы я не позвонила Багирову, возможно, он бы не был груб с Самсоновым. Так что он не прав. Это я все испортила, вмешав его в наши недоотношения.

Мне не стоило этого делать.

Сквозь стеклянные двери я замечаю в коридоре рыдающую маму Глеба, рядом, как каменная статуя, стоит отец, прижимая ее к себе. Они о чем-то разговаривают с врачом. А потом он жестом просит их следовать за ним.

Закрыв лицо руками, я заставляю себя дышать.

Если бы случилось что-то плохое, нам бы уже сказали, да?

Череда нелепых вопросов кружит, как чертовы стервятники, и легче от мнимых уговоров мне не становится.

Внезапно дверь открывается, и я вскидываю голову.

— Глеб пришел в себя. Вы можете навестить его, но недолго. Он еще слишком слаб и нуждается в отдыхе.

Толпа переживающих за жизнь друга поднимается на ноги, и все идут за медсестрой.

Алиса тянет меня за руку, и я заторможенно следую за ней.

Все как в тумане. Сердце начинает работать на пределе. Ладони потеют.

Парни из команды проходят первыми, за ними Багиров с Алисой, а потом я несмело переступаю порог просторной вип-палаты, но, как только вижу Глеба, застываю на месте будто вкопанная.

Капельницы, трубки… Его лицо бледное, шов на носу и на лбу несколько ссадин. Обветренные губы едва подрагивают в улыбке, когда парни осторожно пожимают ему руку, как бы подбадривая.

Но я вижу, что он не нуждается в этом, потому что, судя по всему, последствия ему известны… И от этого мне становится страшно, ведь мой взгляд замирает на жутком механизме, который удерживает правую ногу Глеба, просверленную в колене. Господи…

Пульс тяжело громыхает в ушах.

В этот момент Самсонов медленно поднимает глаза на меня. Его лицо мгновенно ожесточается. За жалкую секунду мое сердце подпрыгивает к горлу и гортань судорожно сжимается.

— Что она здесь делает?!

— Я…

— Им нужно поговорить, — встревает Багиров, но делает только хуже.

— Нет, — железобетонно припечатывает Глеб. — Пусть она уходит. Зачем вы, блядь, ее позвали?

— Смайл, не гони.

Мы пристально смотрим друг на друга. Все остальные просто исчезают. Остаемся только я, он и его ненависть ко мне.

Я вижу, как Самсонов сжимает дрожащий кулак и цедит сквозь зубы:

— Убирайся отсюда! Просто исчезни из моей жизни, блядь! Ты здесь лишняя, ясно?!

Внезапно взгляды присутствующих становятся заметны на физическом уровне, каждый будто раздваивает меня, преумножая мой позор до абсурда. В глазах начинает жечь, но я не позволяю себе заплакать.

— Я просто хотела увидеть тебя, — шепчу сдавленно. — Не переживай, я уйду.

В уничтожающем взгляде его темных глаз я вижу мелькнувшие эмоции, но не успеваю зацепиться за них, потому что Глеб беспощадно скрывает их под завесой ярости. Она сочится из него, затягивая мои внутренности в тугой узел.