— Сделай это как можно быстрее. Тебя никто сюда не звал.

— Глеб! — вздыхает его мать. — Зачем же так грубо, сынок…

— Просто пусть она уйдет! Я не хочу… я… — его дыхание становится тяжелым и шумным, — сука, я не хочу ее видеть, что непонятного?!

Мое горло сжимается, и я пытаюсь проглотить ком, но не выходит. Он снова растет. Потому что прямо сейчас Глеб окончательно проводит между нами черту, выбрасывая меня как блохастого котенка. Будто брезгует. Испытывает отвращение.

Самсонов больше не смотрит в мою сторону, а вся палата погружается в напряженное молчание. А все из-за меня. Опять. Мне здесь не место. Нужно уйти.

Мягкое прикосновение к руке вырывает меня из ступора, и я вздрагиваю, встречаясь с блестящими от слез глазами Алисы.

— Пойдем, — дрожащими губами произносит она, но ноги будто приросли к полу.

— Проваливай! Просто свали нахер с глаз моих! — рявкает Глеб, чуть поддавшись вперед, но тут же роняет голову и болезненно стонет. — Свалите все!

Нервно сглотнув, я отступают назад, будто меня попытались ударить.

Реальность обрушивается с такой силой, что я разворачиваюсь и выбегаю из палаты, где совершенно нечем дышать.

Воздух стал тяжелым от отвращения и презрения Самсонова. С мутной пеленой перед глазами я несусь прочь — по коридору, к лестнице, подворачиваю ногу и с шипением хватаюсь за перила.

Опустив голову, матерюсь сквозь зубы, зажмуриваюсь на мгновение, а потом заставляю себя двигаться дальше.

Исчезнуть, нужно просто исчезнуть.

Я хватаю пальто из гардероба и на ходу набрасываю его на плечи.

Тебя никто сюда не звал!

Ты не нужна!

Уйди!

Исчезни!

Просто свали нахер…

Он прогнал меня. Снова. Ему безразлично мое существование, а я, как глупая, неслась в эту чертову больницу. К нему! Опять! И он отшвырнул меня как ненужный мусор.

Идиотка! Дура! Какая же я дура!

Подбородок дрожит, и мне приходиться стиснуть челюсти, чтобы проглотить подкатывающие слезы.

Не знаю, чего я ожидала… но уж точно не злости, с которой Глеб смотрел на меня. За что? Господи, за что?!

После того как он растоптал мою гордость, я все равно примчалась к нему.

И плевать было, что я могу не успеть на поезд. Плевать, что он вчера повел себя как трус. Мне было плевать абсолютно на все и на себя в том числе.

Единственное, чего я хотела, — увидеть его и убедиться, что он живой и его жизни ничего не угрожает. Но он набросился на меня так, будто я пришла в палату с ядом. Пришла добить его.

Я не просила ничего, я бы уехала из города и больше не потревожила, но грубость, которую он направил в мою сторону… я ее не заслужила.

Давясь слезами, выскакиваю на улицу с распирающим ощущением в груди и жжением на глазах. Холодный воздух врывается в горло и причиняет боль.

Останавливаюсь и запускаю подрагивающие пальцы в волосы.

Прикрываю глаза.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Но горячие капли все равно падают на распаленные щеки и жалят кожу, я раздраженно вытираю их с лица.

— Лена! — громкий голос Багирова вынуждает сорваться с места. — Лена, подожди!

Сдерживая рыдания, перехожу на бег, но скользкая подошва ботильонов подводит, и с надрывным визгом я заваливаюсь в сугроб.

Жгучий холод пробирается в самые уязвимые места: живот, руки, лицо, глаза, рот…

Откашливаясь, пытаюсь подняться, но рука проваливается в рыхлый снег, и я снова падаю. Беспомощность такая острая, что я ненавижу ее и себя вместе с ней!

Я рычу, раздирая горло, а потом меня хватают за шкирку и рывком ставят на ноги.

Багиров что-то ворчит под нос, отряхивая меня от снега, но я психую и начинаю вырываться.

— Лен, блядь, успокойся…