Намеренно, сука, удары пропускаю. Потому что боль – это всё, что у меня осталось. Три года – каждый день.

Позволяю ему ударить ещё. В висок. Краем кулака. Свет взрывается под веками. Улыбаюсь. Это оно.

Это, блядь, оно.

Ощущение жизни.

Зажимаю его, вкручиваюсь корпусом, и снизу – в печень. Мужик пошатывается, обмякает на канатах. Отрубается.

Без передышки дальше иду.

Выходит второй. Плечи пошире. Кривится агрессивно. Мне как раз надо, чтобы кто-то выбил из меня всё это ебучее бессилие.

Он пытается сразу лезть. Удар справа. Уход в сторону. Контрудар в скулу. Он срывается в глухую защиту.

А я луплю. Один удар за другим. Потому что срывает.

В глазах темнеет от ярости.

Он орёт, когда попадаю в нос. Кровь льётся. Мужик хватается за лицо, а я наношу два быстрых удара.

Его вырубает тут же.

В зале тишина. Кто-то матерится. Кто-то хлопает. А я стою. Тяжело дышу. В висках давит. В груди стучит.

Сука. Мне мало!

Всё равно она стоит перед глазами. С этими глазами. С этой бровью.

– Ну? Кто ещё?

Мужики переглядываются. Бросают взгляд на пустой стол. Водила пока не вернулся.

Пока между собой трут – стоит ли рисковать – на ринг вылетает третий.

Даже не ждёт, пока бабки точно появятся. Молодой, злой, дёрганый. В глазах – голод. Такой же, каким я был в двадцать с хуем.

Хочет драки. Прямо физически зудит у него под кожей. Я это чувствую.

Я веду шеей. Хрустит. Скалюсь. Двигаюсь навстречу.

Парень не церемонится. Сразу вперёд, по нижнему, с уклоном, резко уходит вправо и бьёт в бок. Нормально бьёт. С опытом. Со школой.

Я пропускаю. Намеренно. Хочу почувствовать. Кость под кожей вздрагивает. Хороший удар. Охуенный. Но мало.

Пацан думает, что поймал темп. Двигается быстро, дышит ровно. Бьёт, уходит, давит.

Я врубаюсь в бой. Не как зверь. Холодно. Чисто. На инстинктах. Виски гудят, кровь в ушах шумит. Всё, что вне этого ринга – исчезает.

Есть только мы.

Он пробивает апперкот. Чиркает челюсть. Я отвожу. Бью в корпус. Глубоко. Под рёбра. Он выдыхает с хрипом, но держится.

Хороший, сука, парень. Держится. Не сыпется. Хочет драться. Хочет выстоять.

Я упиваюсь этим. Каждый его удар по мне – как извращённый сука обезбол. Вырубает эмоции хоть на миг.

Пацан держится долго. Мы крутимся по кругу, обмениваемся сериями. Грудь в крови, пот льёт в глаза.

Пацан срывается вперёд. Я встречаю правым ударом в скулу. Раздаётся хруст.

Он заваливается назад, с грохотом падает на пол. В сознании, но не двигается. А после ржать начинает.

– В реанимацию не хочу, но когда-нибудь – повторим, – ржёт. – Я Макс.

Протягиваю руку, помогаю подняться. Пацан челюстью ведёт, проверяя. Но в глазах азарт.

Ебанутый.

Меня чуть попускает. Тело гудит. Мышцы налиты свинцом, пальцы дрожат от перегруза. Ссадины пульсируют.

Удары ещё звенят в костях, как отголоски выстрелов.

Макс кидает мне полотенце. Перехватываю. Вытираю пот, кровь. Лицо щиплет. Плечи ломит.

Пиздец как охуенно.

Киваю Эдгару, который так и стоит у стены, белее стены.

– Накинь малому за старания, – рычу.

Тот дёргается, но понимает. Достаёт из кармана. Я хватаю воду. Хлещу жадно.

Достаю телефон. Проверяю сообщения. От Грома пришло про то, что есть новая инфа. Тут же набираю.

– Ну? – рычу.

– Пробил. Лариса Шурманова реально есть. Не липа.

– Ты уверен?

– Я же, блядь, не вчера родился. Говорю: реальная. Есть с рождения. Сразу в базе. Реальный человек. Со всей биографией. Запись в роддоме, поликлинике. По интернатам моталась, иногда у предков была. Школы меняла. Был колледж на туризм. Не доучилась. Съебалась.

– По малой что?

– Смотрю ещё. Она тут не засветилась. В больницу таскалась походу в каком-то Зажопинске. Там без баз электронных. Послал людей. Но всё выглядит чисто и реально. Намекает на то, что это не…