– Похуй. Меня не будет.

Я смотрю на закрытую дверь клуба. Где моя жизнь, сука, сидит и делает вид, что меня не знает.

– Понял, – погодя отвечает Фархад. – А возвращения когда ждать?

– Не знаю. Пока я другим занят.

– Но, а как с…

– Фарид, найди одного пацана.

– Кого именно?

– Из бывшей охраны.

– Так я не знаю их.

– Не ебёт. Было крушение. AV404. Там был один из моих. Выжил. Найди мне его. Побазарить надо.

Фархад молчит, переваривает. Чувствует, что я на грани. И сейчас лезть ко мне с тупыми вопросами не надо.

Потому что на грани.

Потому что снова кроет. Как крыло, когда узнал, что один из моих людей выжил. Счастливчик, сука.

Поссать пошёл. Жизнь ему это, блядь, спасло. Когда самолёт тряхануло, он в задней части был.

Там, где корпус не разворотило в мясо. Их оторвало. Огнём не так задело. Он выжил.

Глубоко дышу. Воздух режет горло. Вспоминаю, как тогда выглядели обломки.

Грязь. Пожар. Обугленные тела. Кровь. И несколько живых. Тот урод оказался в хвостовой части.

Там конструкция выдержала удар. Треснула, но не сгорела сразу. Их за секунды до основного взрыва оторвало от основной массы.

И он выжил.

Суку, которую я даже по имени не помню. Но он был рядом с ней. Тогда. В последний момент.

Счастливый, сука. Выжил в крушении. И мой гнев пережил.

Чувство, которое тогда накрыло, невозможно описать. Животное. Первобытное.

Лично, блядь, угандошить хотелось. Размазать. Расхерачить об стену, пока не скажет, какого хуя он жив, а её нет.

Смотреть на него тогда было пыткой. Видеть его ебальник.

Я тогда не в себе был. Полностью. Крышу снесло. Ебашило так, что сам себе был опасен.

Не помню, что меня сдержало. Честно. Может, какое-то забытое «ты же человек» в голове. Может, Гром тогда меня затормозил, я уже не уверен.

Сдержался. Не ебнул.

Хотя мог бы. Любое жертвоприношение устроил бы. Чтобы её вернуть.

Я бы всё отдал. Всё, что у меня было, сука, обменял бы, чтобы она выжила. Чтобы кроха была со мной.

А всё, что после неё осталось: короткая записка и дыра в груди.

Надо было всё нахуй туда послать. Все дела. Всех врагов. Всю эту погоню за деньгами, властью, статусом.

Надо было остаться. С ней. Просто остаться. Задержаться хотя бы на час. На долбаную минуту. Всё бы пошло иначе.

Теперь я знаю это. Теперь, сука, до боли, до рёва ясно.

Нахуй всё. Если у меня есть хоть шанс вернуть её.

Кроху. Единственную.

Плевать, что будет стоить.

Плевать, в кого придётся превратиться ради этого.

Я заберу её обратно. Завоюю, как она и хотела.

Салон машины прокурен так, что воздух можно резать ножом. Густой, тяжёлый, вонючий.

Я смотрю на эту ебаную дверь. Втыкался в неё так долго, что веки сводит. Но не моргаю.

Время тащится, как слизняк по стеклу. Минуты гнутся в часы. Темнеет.

Фонари зажигаются. Сырой свет забивается в салон. Вокруг будто другая реальность – холодная, скользкая.

И вот. Дверь скрипит. Выходит она.

Кроха ведёт за руку Сафию. Мелкая пританцовывает, косички прыгают. Такая живая, такая светлая.

А я смотрю.

И мне похуй на всё.

На документы. На даты. На правила мира.

Это моя кроха.

И это моя дочь.

Смотрю, не отрываясь. Жадно. Жестоко.

Каждый их шаг.

Как кроха наклоняется. Как поправляет рюкзак на плечах мелкой. Как улыбается.

Они подходят к машине. Красная, старая тачка. Маленькая. Обшарпанная.

Я подаюсь вперёд. Чуть не выламываю себе шею, чтобы увидеть больше.

Кроха открывает дверь. Усаживает Сафию внутрь. Возится с ремнями. Ругается тихо. Волосы с лица сдувает. Поправляет ремень детского кресла.

Колдует над малышкой так долго, что мне хочется выбить дверь и сделать самому, чтобы быстрее.