Нет. Нахуй такие мысли. Нет!

Это она. Должна быть. Обязана.

Одно лицо. Та же осанка. Та же подача. Та же, блядь, бровь, которую она сейчас выгибает, растеряно.

– Можно? – тихо спрашивает. Рука вытянута. Просит обратно документ.

Тот же взгляд. Настороженный. Обороняющийся.

Сука, она ковриком водилу гоняла!

Ну кто ещё мог так?!

Но как она смогла сделать документы задним числом?

Фролов? Этот гандон?

Нет. Он выглядел убитым. Тогда. После крушения. Он сам в себя приходил месяцами. Это не он.

– Девка на фотке – не ты, – цежу. – Совсем.

Кроха вздыхает. Не громко, но так, будто устала от всего этого спектакля.

– Это давно было, – говорит. – Пять лет прошло. Конечно, я поменялась. Что, паспорт показать? Там я больше похожа.

Я сразу киваю. Даже не думаю. Покажи. Всё покажи. До последней бумажки.

Она морщится. Недовольно. Чуть скривила нос, губы в тонкую линию. И этот ебаный жест – моей крохи.

Она так делала всегда, когда что-то было не по её. Один в один.

Варя достаёт паспорт. Медленно. Без резких движений. Достаёт, раскрывает.

Показывает. Но не отдаёт. В руках держит. Упрямо. Крепко.

– Вы уже забрали моё водительское, – выдыхает. – Мне надо хоть какие-то документы. Я… Я вам не доверяю.

Я усмехаюсь. Холодно. Глухо. Укол. Прямо в рёбра. В сердце. В то, что, казалось, давно выжжено.

Не доверяет.

А раньше доверяла. Всегда. На слово. На инстинкт. На взгляд. Даже когда было страшно. Даже когда я был чудовищем.

Смотрю в документ. Она ближе держит, но я вижу. Там уже точно она. Моя. Не загримированная. Без чёлки.

Снова проверяю дату выдачи. И вот здесь уже совсем другое. Три года назад. Месяц после крушения.

– А это, блядь, как понимать? – вспыхиваю. – А?

– А обязательно материться? – недовольно губы поджимает.

– Не любишь мат? – цепляюсь за это.

– Обычно люди предпочитают культурное общение, знаете ли. Раз вы уже пренебрегли вежливым обращением на «вы», то хотя бы не материтесь. Я не люблю такого.

Кроха тоже не любила. Не любит!

– Так что с документом? – напираю. – Почему паспорт позже?

– Да потеряла я! – бросает, повышая голос. – Что вы ко мне пристали?

Резко убирает паспорт, прячет в сумку. Отходит от меня на несколько шагов, обхватывает себя за плечи.

– Лариса Владиславовна, – цежу по памяти её имя. – Отец Владислав?

– Ну, вроде так у нас в стране выбирают отчество? – хмыкает, глаза закатывает. – Да, Владислав.

– И часто общаетесь?

Ищу хоть какие-то доказательства. Фролов мог нахимичить. Мы нихуя с ним не общались.

Он обвинил меня в смерти дочери. Грозился ебнуть. Я и против не был. Но после этого – не появлялся.

Фролов вполне мог подстроить всё так, чтобы у Вари оказались новые документы. Заранее готовил?

Не сходится, блядь, ничего.

– Не общаемся, – Варя дёргает плечом. – Не знаю его. Но… Слушайте, я вообще не обязана вам ничего объяснять. Я понимаю, что вы расстроены. Потерять близких – это тяжело.

Я скалюсь. Еле держусь. Расстроен, блядь?

Она продолжает:

– Это правда сложно. У меня была подруга… Очень близкая. Мы попали в аварию как-то. Только мы и выжили там. Долго потом поддерживали друг друга. А потом… Она умерла пару лет назад.

Варя резко встряхивает головой. Убирает выбившиеся пряди за ухо. Как будто обрубает тему.

– В общем… – она моргает. – Я вас понимаю. Но… Ничем не могу помочь.

И смотрит. Снова. Прямо. Как на чужого.

Как будто я ей никто.

И это… Это, сука, самое страшное.

Потому что она – моя. Я в этом не просто уверен. Я это знаю.

Я её по венам разбираю. На рефлексах.

А она… Ничего.

Говорит, как чужая. Смотрит как чужая. Держится подальше.