— Ах ты... – дядя вскочил из-за стола. – Да как ты смеешь! Я всё решу с архимандритом, не позже следующей недели будешь...

— Не будьте смешным, – я поднялась следом. – Вы прекрасно знаете, что не имеете права. У меня есть наследство и своё имущество. А ваша опека – чистая формальность, - я развернулась и вышла из столовой, оставив дядю задыхаться от гнева.

В спину донеслось:

— Вот увидишь, строптивица! Я найду управу!

До обеда я ходила по комнате, как лев по клетке, потом лежала, глядя в потолок. В нашем деле не было какой-то очень важной детали. Мне казалось, что всё вроде как на поверхности. Найди ниточку, дёрни за неё, и всё дело раскроется. Но нет. Я ходила по кругу, обдумывая одно и то же.

Параллельно я успокаивала себя насчёт дяди. Терпеть его, конечно, в доме было невозможно. Но закон есть закон. Если не можешь изменить его — подстраивайся.

Предложение Марфы я держала в уме, но у меня был страх. Страх за себя и за него. Мне казалось, что если дотронусь до этого борова, то вылью на него все свои силы. И никакой бульон и даже топлёное масло не спасёт меня от смерти. А если не смерти, то от тюрьмы не скроюсь.

Очередной разговор о продаже земли он завел в этот же день. В обед. Я хотела сказаться больной и пообедать в комнате, но он встал возле двери и обещал не уйти хоть три дня. В итоге я спустилась и снова сидела напротив. Смотрела, как он размешивает сахар в чае, и внутри всё сжималось от решимости.

— Нужно быть благоразумной, Вера, – говорил он. – Земля сейчас в цене, а деревня... что с неё толку? Ты должна понимать, должна признать, что такое страшилище никто не возьмёт в жены. Это значит, что мы с тобой свя…

Я медленно поднялась из-за стола. Я больше не боялась ни тюрьмы, ни своей смерти. Всё равно жить вот так было невыносимо. Дядя наблюдал за тем, как я обошла стол, приблизилась к нему, выпучил на меня глаза с горящим в них вопросом.

Сердце моё колотилось где-то в горле, когда я встала за его спиной. Осторожно опустила ладони на его плечи. Он дёрнулся было, но замер.

— Тише, спокойнее, – прошептала я мысленно, а потом и громко. Чтобы точно получилось. – Добрее. Мягче…

Знакомое тепло потекло от сердца к рукам, окутывая дядю невидимым коконом. Его плечи обмякли, голова чуть склонилась. Когда он очнулся, то растерянно моргнул:

— Странно... Кажется, я задремал прямо за столом. Непростительно! — А потом... улыбнулся. Искренне, по-доброму. Я и не помнила, когда видела такую улыбку на его лице. Он сам словно удивился этому. Провел рукой по лицу, будто пытаясь стереть непривычное выражение. - Знаешь, Верочка, – его голос стал мягче. – Может, ты и права насчет земли. Поспешные решения ни к чему...

Я осела на стул рядом с ним. И только тогда заметила, что у двери стоит Марфа. Она улыбалась одобрительно, но вместе с тем испуганно качала головой.

Дядюшка на этот раз довольно быстро наелся и вместо покойного часа, как обычно, направился в конюшню, узнать, как дела обстоят там.

Ела я в этот раз за пятерых. Сначала суп, потом просто вареное мясо, а после Марфа принесла те самые шкварки. Я окунала в растопленное сало, в котором подпрыгивали всё еще и трещали янтарного цвета кольца лука, белый хлеб, дула на него, торопливо жевала и глотала. Внутри меня была будто огромная яма без дна.

После пирога с вишней я остановилась. Не потому, что наелась, а потому что устала.

— Даже и не знаю, что лучше: что это всё ем я или бы ел он, - прошептала я и икнула. Марфа налила отвара.

Потом я лежала на диване в гостиной. Чтобы не тратить силы, чтобы организм быстрее восстанавливался.