— Д-договорились, - лицо его при упоминании мной детали женского гардероба несколько покоробилось, но быстро пришло в норму.

— Так значит… я дружу с Марией. Она ходит? Ну, сама? Ногами? – уточнила я.

— Очень плохо. Последний год с каким-то приспособлением, что собрал ей её отец. Что-то вроде шагающего табурета. Только высокого и лёгкого. Похоже, это алюминий, - Михаил, видимо, понял мою просьбу буквально и теперь будет описывать мне всё до шурупа. Но это и хорошо. Зато ничего не упустит!

— Понятно. Но Строговы передали мне привет и слова поддержки от «детей»! Их, похоже, трое у них?

— Да, младшая дочь решила посвятить себя служению Богу, а Сергею лет тринадцать, не больше.

— Мария давно больна?

— С рождения. Кому только её ни показывали. Куда только ни возили. Даже мой батюшка в период лучших времен на руднике помогал найти ей докторов на Урале. Какие-то знахари, колдуны. Боже упаси.

— Постойте, что значит помогал? А Строговы сами не могут себе это позволить?

— Могли и могут до сих пор, в отличие от нас. Этот самородок мог бы стать хорошим подспорьем, но мы давно в долгах. А в то время, — Михаил так улыбнулся, что я поняла: он вспоминает детство, скорее всего. — В то время батюшка был с ними на равных. Он очень любит пустить пыль в глаза.

— Значит, вам не осталось вообще ничего? – прямо спросила я.

— Ну…

— Прошу, стесняться нечего. У меня тоже крохи, да такие, что впору начинать продавать посуду, — тяжело вздохнув, я надеялась, что этот высокомерный красавчик тоже захочет пожаловаться.

Слуга вошел неслышно и объявил, что обед готов. Я не отказалась. Тем более дома сейчас по моему же указанию варили щи да кашу. Испробовать чего-то вкусного и, возможно, поговорить о деле после, я была не против.

Мы попрощались на крыльце, потом мой новый знакомый помог мне усесться в экипаж, пообещал сообщать сразу, если что-то узнает. И я поехала домой.

В итоге я вернулась часам к пяти. Вышла у ворот и пешком прошла весь сад. Дядюшка спал в саду. В кресле под пледом. Его явно кто-то накрыл. Узнаю кто - отругаю. Еще чего не хватало: ухаживать за этим хамом!

— Милая, ты с ума сошла. Я уже хотела брать коляску и ехать за тобой. Он ходил из угла в угол, взбаламутил весь дом и обещал «подрезать тебе крылышки», - шёпотом рассказывала Марфа, как прошёл их день без меня.

— Пусть только попробует. Мы купим гуся, сварим из него наваристый лагман, и я приложу-таки к нему свою руку. Главное - не перестараться, потому что злости на него столько, что можно ненароком и убить!

— Что мы сварим? – удивленная Марфа глянула на меня тем самым недоверчивым взглядом, который напоминал мне о своём языке, бегущем впереди мыслей.

— Суп сварим. Густой и наваристый!

20. Глава 20

— Ты позоришь нашу семью! – дядя с грохотом опустил вилку на стол. – Разъезжаешь по чужим домам, словно... словно... – заорал мой опекун, как только я спустилась к ужину.

До вечера мне удавалось прятаться в комнате, отговариваясь тем, что я принимаю ванну. И благо, в такие минуты даже этот дебошир не решался ворваться в комнату. Тогда он мог бы получить нехорошие слухи о себе. С этим я уже разобралась. Слуги, знающие, что опекуны излишне внимательны к девушкам, говорят об этом, и говорят много. Так можно было и до суда довести.

— Договаривайте, дядюшка, – я выпрямила спину. – Словно куртизанка? Вы это хотели сказать?

— Не смей дерзить! – его лицо побагровело. – Я твой опекун! И если ты не образумишься, клянусь, отправлю тебя в монастырь! Там живо выбьют эту дурь из головы!

— Вы можете угрожать сколько угодно, – мой голос звенел от напряжения. – Но я не ваша собственность. И буду поступать так, как считаю нужным.