— Если найдёшь что-то... необычное, – Строгов понизил голос до шёпота, – не спеши показывать это дяде. Сначала приходи ко мне. Твой отец очень беспокоился о...

Но договорить он не успел: в гостиную вернулась Анна Павловна, сообщая, что ужин подан. Я встала, чувствуя, как дрожат колени. Что знает Строгов? О чём говорил с ним отец? И главное: почему он не доверяет моему дяде?

Вопросы роились в голове, но задать их я уже не могла: момент был упущен. Оставалось только следовать за хозяевами в столовую, где нас ждал ужин при свечах, и делать вид, что этот странный разговор не перевернул всё моё представление о происходящем.

А еще мне интересно было: знал ли Строгов о моих способностях? Ведь Марфу они не удивили, и мало того, она прекрасно разбирается во всей этой колдовской кухне. Или это не относится к колдовству? Я решила для себя, что буду считать это целительством.

После ужина, на котором я узнала, что в семье есть трое детей, заторопилась домой. Запомнила и то, как Строгов рассматривал рубцы на моих запястьях. Делал он это не раз и не два, словно искал подтверждение своих догадок.

17. Глава 17

Вторую неделю дядя жил в нашем доме. И с каждым днём его расспросы становились все настойчивее. То, как бы невзначай поинтересуется, где отец хранил свои записи, то начнет вспоминать их молодость и намекать на какие-то совместные исследования.

Вчера я застала его в отцовском кабинете. Он методично просматривал каждую книгу, каждую папку с бумагами. Сделал вид, что просто интересуется библиотекой племянника, но я видела, как торопливо он задвинул ящик стола.

И теперь этот разговор со Строговым... Они все что-то ищут. Что-то, о чём знал только отец. Я машинально потерла шрам на запястье. После того случая перед зеркалом он больше не немел, но иногда покалывал, словно напоминая о своём существовании.

Может ли быть, что мой странный дар – это часть отцовского секрета? Что эта сила внутри меня как-то связана с его исследованиями? Нужно быть осторожнее. Ни дядюшке, ни даже Строговым я пока не могу доверять полностью. Отец явно делился с Верой, рассказывал о своих делах, но, возможно, оставил подсказки. Надо лучше осмотреть его кабинет, когда дядя будет занят очередным обедом.

Но на этот раз обед он решил посвятить семье. То есть… попросил не убегать из-за стола, поскольку «совместный приём пищи сближает родственников».

Я скрипела зубами, силясь промолчать, а ещё больше приходилось терпеть, чтобы не запустить в него тяжёлой хрустальной вазой, в которой сейчас лежали конфеты. Лежать им, судя по всему, осталось недолго.

— ...и представьте, душенька, какие перспективы! За одну только усадьбу можно выручить столько, что хватит на все наши начинания,– дядюшка размахивал вилкой, не замечая, как я побелела от злости.

Не слушая его россказни, думая о своем, я всё же услышала его очередную идею и замерла.

Смотрела на его лоснящееся от удовольствия лицо и чувствовала, как внутри поднимается знакомый жар. Только теперь это была не та странная сила, а просто чистая, неприкрытая ярость.

Продать усадьбу! Дом, где Вера родилась, где каждый уголок был ей дорог, наверное, я просто не имела права. Да и о себе не забывала – остаться на полянке благодаря этому «товарищу» я не собиралась. ... Пальцы так сжали вилку, что побелели костяшки.

Я заставила себя глубоко вдохнуть, вспомнив запись в отцовской записной книжке: «Вера это имя твоё, но и добродетель тоже. Храни её.»

— Дядюшка, – мой голос звучал настолько холодно, что даже Марфа, убиравшая со стола, замерла. – Я ценю вашу... заботу. Но продажа усадьбы не обсуждается. Никогда.