— Забрали его тогда в казну, но в отдельный какой-то склад, — прошептал Петр. – Он ведь слитком был. Ну, не слитком, а этот, как его…

— Самородок. Три пуда! – уточнила Марфа

— А сам-то Савичев ранен? Обгорел? – я смотрела то на Марфу, то на Петра. Те переглянулись. И я поняла, что Марфа уже знала эту новость, и, скорее всего, не хотела изначально со мной делиться. Но потом что-то поменялось, или ей стало стыдно, и она пригласила Петра.

— Ну, что случилось? Погиб он? - я невольно подалась вперед.

— Пожар начался в кабинете около полуночи. И знаете, что странно? Все документы, все бумаги сгорели дотла, будто их специально облили керосином. А ведь там должны были быть записи обо всех его приисках, о доходах... Сын его в бешенстве. Говорит, что отец обещал передать какие-то важные бумаги, да всё тянул, — Петр шептал и озирался, словно боялся, что его поймают за разглашением тайны.

Марфа поджала губы, разливая чай:

— И что, совсем ничего не спасли? Сам-то он как?

— Только железный сейф. Но он пустой оказался. А старик Савичев… — Николай понизил голос: — …исчез. Ни тела, ни следов. Будто растворился в воздухе.

14. Глава 14

На следующий день я проснулась до рассвета, будто знала, что нас ожидает очередное событие.

Как всегда по привычке из прошлой моей жизни, я выпивала кружку воды на голодный желудок.

Накинув шаль, я вышла в прохладный сад. Птицы уже начинали щебетать, но люди пока не проснулись. И эта тишина наполняла меня если не силами, то душу лечила точно.

Экипаж подкатил к дому, когда на улице едва забрезжил рассвет.

— Неужто наш опекун? – Марфа появилась рядом со мной так неожиданно, что я вздрогнула.

— Я не знаю, как он выглядит. А ты?

— Это он, Верочка. Видела его пару раз, да только не знать бы вовсе! – прошептала и выпрямилась, когда транспорт остановился на гравийной дорожке почти у наших ног.

Дядюшка не стал дожидаться, пока кучер откроет дверцу: выскочил сам, придерживая потёртый саквояж. Его длинное пальто, когда-то добротное, лоснилось на локтях, а некогда модный цилиндр был слегка помят с одного бока. Немаленький такой, приметный животик, щёки - всё это говорило о хорошем аппетите.

— Верочка, душа моя! - возгласил он, картинно раскинув руки. Затем резко обернулся к кучеру: - Любезный, подожди минутку. Племянница сейчас рассчитается!

Я замерла. Первые слова дядюшки были не о здоровье или состоянии, а о деньгах за экипаж.

— Четыре рубля с полтиной, - пробасил кучер, хмуро глядя на нас с Марфой.

— Грабёж среди бела дня! - всплеснул руками дядюшка, но тут же повернулся к Вере с елейной улыбкой. - Верочка, ты же поможешь родному дядюшке? В дороге все деньги вышли, а багаж... багаж задержался. Вот-вот прибудет! - его маленькие глазки уже шныряли по фасаду дома, оценивая лепнину и высокие окна. На цепочке его потёртого жилета позвякивали дешёвые брелоки, искусно имитирующие золото.

— Добро пожаловать. Неужто от вокзала сейчас такую плату берут? – поинтересовалась я.

— Надеюсь, милая, ты распорядилась приготовить мне комнаты? Южные окна, я полагаю? Для моего ревматизма это крайне важно, - словно не услышав моего вопроса, он говорил, уже поднимаясь по ступеням. - И да, нужно будет обсудить все дела. Я привёз бумаги от поверенного... Ты ведь понимаешь, что в твоём положении самостоятельно вести дела неразумно?

Из его потрёпанного саквояжа торчал край газеты, где крупным шрифтом виднелось объявление о торгах на золотые прииски.

Сердце моё упало. Я стояла на дорожке, как пригвождённая, а этот прохиндей уже вошел в дом, полагая, что теперь это всё его.