Она отвечает сразу и с такой трогательной готовностью, что у меня перехватывает дыхание. Пальцы Сабины несмело ложатся на мою шею, затем скользят вниз, поглаживая плечи и грудь. Сердце начинает колошматить как бешеное, кровь приливает к вискам, а всё остальное уходит на задний план – её отец в соседней комнате, возможные последствия, мысли о том, насколько всё это неправильно. Сейчас вообще не до этого.

23. 9.3

Наши поцелуи становятся всё глубже, дыхание всё тяжелее. Я опускаю Сабину на кровать, нависая над ней и осторожно прижимая к себе ее охрененное тело. Девочка откликается сразу, выгибается навстречу, когда я рывком стаскиваю с нее футболку. Ее грудь – моя погибель. Веду пальцем вверх от основания к тугой вершинке. Не сводя с нее взгляда, сжимаю между пальцев, будто хочу раздавить мякоть ягоды. Саби, немного задыхаясь, выгибается. Впивается ногтями мне в предплечья. И приподнимается, недвусмысленно приглашая ее попробовать. А мне как будто только это и надо. С рыком набрасываюсь на ее грудь. Втягиваю один сосок в рот, тут же на другой переключаюсь… Она тихонько попискивает мне в ухо, обжигая сорванным, к чертям, горячим дыханием.

У меня довольно давно не было секса. Но мои тормоза отказывают совсем не от этого. Это вообще что-то из ряда вон – моя реакция на эту сладкую девочку. Она – само совершенство. Ладная, идеальная, очень красивая… Просто гребаный эксклюзив. И то, что она хочет меня, простого опера Лешу Багирова, окончательно срывает башню. Чуть приподнимаюсь, удерживая себя на весу, чтобы рассмотреть эту картину в деталях. Ее длиннющие ноги безвольно раскинуты, руки лежат над головой… Просто делай что хочешь. И я, мать его так, не могу удержаться, хотя остатками сознания и понимаю, что мы уж слишком торопим события.

С ненормальным удовольствием накрываю ее собой, придавливаю, натирая ее нежные соски жёсткими волосками, покрывающими мою грудь. Саби от этого ведет. Она требовательно приподнимает бедра, но стоит моим пальцам коснуться самого сокровенного, вдруг резко замирает. А я же уже где-то в астрале, я, мать его, не в себе, и потому лишь каким-то чудом, не иначе, замечаю…

– Сабина? – шепчу, отстраняясь в попытке понять, что же произошло.

Она молчит. Лежит неподвижно, глаза широко открыты, дыхание сбилось. И все вроде бы ничего, кроме того, что её тело вдруг становится деревянным, а в глазах плещется ненормальная паника.

– Эй, ты чего? – я тут же отстраняюсь, мягко, но решительно беру её лицо в ладони, заставляя посмотреть на меня. Более дурацкого вопроса трудно придумать. Я ведь хорошо понимаю, что может почувствовать жертва насилия. Сколько я таких видел? – Всё хорошо. Я тут. Посмотри на меня.

Она смотрит, но словно вообще ничего не видит, взгляд застилает что-то тёмное, болезненное. От мысли, кого она вспомнила в этот момент, меня начинает тошнить. Хотя какой с нее спрос, ей богу?!

– Тщ-щ-щ. Это я. Лёша, — повторяю мягко, осторожно убирая с лица ее спутанные волосы. – Никто тебя не обидит. Всё в порядке.

Сабина вздрагивает, глубоко вздыхает, а потом вдруг резко садится и прячет лицо в ладонях. Её плечи начинают мелко трястись.

– Прости, – тихо всхлипывает она. – Не знаю, что со мной такое. Я же хочу этого! Давай попробуем еще раз! – выпаливает в каком-то отчаянии.

– Тише, тише, – я снова осторожно обнимаю её, прижимая к себе и гася проходящие по ее телу вибрации. – Конечно, попробуем. Позже. Сейчас тебе нужно время.

Она не отвечает, только теснее прижимается ко мне. И понимая, насколько глубока её боль, насколько тяжело ей бороться со своим страхом, я чувствую себя как никогда беспомощным. Эта беспомощность будит во мне что-то звериное, дикое. Возможно, желание убивать.