20. 8.3

Отец входит первым, чуть сутулясь и глядя на меня так, будто это он в чем-то виноват.

– Папа, – шепчу я, делая шаг навстречу, и тут же останавливаюсь, боясь коснуться его. – Прости…

– Если кто тут и должен просить прощения, то явно не ты, – наконец, произносит он, и его голос звучит совершенно измученно. – Ты всего лишь маленькая глупая девочка. Не тебе нас надо было спасать.

– Ну что ты, пап! Вы с мамой сделали все, что могли. – Голос срывается, и слезы вновь набегают на глаза. Я падаю в объятья отца и что есть силы его обнимаю. В его объятиях я снова становлюсь маленькой девочкой, которой казалось, что папа может защитить от всего на свете. Такое блаженное, пусть и обманчивое чувство.

– Всё, дочка, всё. Я рядом. Все закончилось.

Он гладит меня по волосам, а я прячу лицо на его груди и слышу знакомый, родной запах – стирального порошка, дерева и чего-то ещё, что было со мной с самого детства.

Когда мы, наконец, отстраняемся друг от друга, мой взгляд падает на Багирова. Он стоит в стороне, чтобы не нарушать этот момент с отцом. Лицо у него спокойное, чуть усталое, но это не обманывает меня совершенно. Я понимаю, что ему было непросто сохранить эту невозмутимость.

– Спасибо тебе, – выдыхаю я, глядя ему прямо в глаза, – за папу, за всё. Не знаю, что бы я без тебя делала.

Лёша качает головой и небрежно пожимает плечами, но взгляд его при этом теплеет.

– Да брось ты. Это часть моей работы, – он усмехается в попытке развеять повисшее в воздухе напряжение.

– Что именно?

– Профилактика преступлений. Вы располагайтесь, ладно? Я в душ. Надо освежиться.

Леша уходит, а я начинаю суетиться вокруг отца, создавая хоть какое-то подобие нормальности в этой абсолютно ненормальной ситуации. А потом, вспомнив, что так и не отзвонилась матери, бью себя по лбу и исправляюсь. Мама отвечает тут же – явно, как и я еще совсем недавно, она, в ожидании новостей, не выпускала телефон из рук. Включаю громкую связь, чтобы она нас с отцом слышала. Мама, конечно, тут же начинает плакать… У меня тоже от облегчения щиплет в носу. Не знаю, какие слова нашел Леша, чтобы заставить отца отказаться от его плана мести, но совершенно точно, я перед ним в неоплатном долгу.

– Вот и правильно! Его жизнь накажет, Игорь. Господь все видит, – частит мама, чередуя слова со всхлипами.

– Ага. А мы ему поможем.

– Кто это вы? – настораживаюсь я.

– Я с тобой не успел поделиться кое-какими соображениями, – присоединяется к разговору вернувшийся из душа Багиров. Видно, он спешил, и потому вытерся плохо, отчего его застиранная футболка облепила выступающие мышцы груди.

– Какими соображениями? – уточнила я, сглотнув, чтобы смочить пересохшее горло.

– У меня есть одна знакомая журналистка. Думаю, через нее получится предать твоей ситуации большую огласку и привлечь внимание к суду.

– Правда? Это… наверное, хорошо, да? – в ответ на мое «наверное» Багиров закатывает глаза. А я нисколько не сомневаюсь, нет… Скорее, мне непонятно, почему он с таким напряжением смотрит.

– Если ты и твоя семья готовы к шумихе.

Я подвисаю, обдумывая его замечание. Перевожу взгляд на папу, который в чужом доме явно чувствует себя не в своей тарелке. Снова кошусь на Багирова. В отличие от нас с отцом, он выглядит совершенно невозмутимым.

– Мы готовы, – заявляет отец, упрямо выпятив вперед подбородок. – Этот мудак должен понести наказание за то, что сделал. Я только поэтому отказался от идеи его убить вот этими руками, – выставляет те самые руки перед собой.

– Вы должны понимать, что люди воспримут эту ситуацию по-разному. Сабина уже пыталась привлечь внимание к тому, что случилось, через свой блог, и поверьте моему опыту – тот хейт, который она получила – цветочки по сравнению с тем, каких размеров он может достигнуть, если вынести это на суд широкой общественности. Вашей семье тоже достанется.