Я стою посреди мраморного льда. Без рода. Без имени. Без огня. Но стою.

Матушка поворачивается к Тэе:

— Уведи её. Пусть ждет в моих покоях.

Но сестра не двигается. Глаза у неё краснеют, пальцы судорожно сжимаются на складках лавандового платья.

— Уведи, — повторяет матушка, уже холоднее. — Сейчас. Или хочешь, чтобы и тебя вычеркнули вместе с ней?

Тэя делает шаг ко мне. Один. Потом второй.

Я чувствую, как дрожит её дыхание. Мы смотрим друг на друга — две дочери одного рода, но по разные стороны черты.

— Пожалуйста, — шепчет Тэя. — Просто пойдём.

Я киваю.

Потому что иначе рухну.

Потому что если заговорю — закричу.

Тэя берёт меня за руку, неловко, не по этикету. Но крепко.

Мы выходим под взгляды, как похоронная процессия, в которой мёртвой оказалась я.

5. Визуал: Империя драконов - Ильорин

Ильорин, некогда цветущая человеческая империя, теперь принадлежит драконам.

Сердце Ильорина – величественная Цитадель, оазис роскоши и изобилия, ревностно охраняемый новыми хозяевами.

.

Ее фонтаны все еще бьют живительной влагой, и она стала самым ценным сокровищем в этой изнывающей от жажды империи.

Тринадцать регионов, некогда процветавших, влачат жалкое существование, отправляя в Цитадель зерно, ткани, металлы, другие ресурсы – все это в обмен на воду.

6. 4.Падение

Только сейчас я понимаю, что вовсе не видела Каэля. Я была настолько поглощена этим фарсом, что даже не заметила, куда он делся.

Наверное, Каэль остался в зале — среди гостей и музыки. Хотя какая теперь разница? Если мой выстроенный, привычный мирок рассыпался.

Я попала в тело Аэлины десять лет назад. Тогда мне было тридцать один, ей — двадцать пять. И со временем привыкла быть ею.

Отец быстро выдал меня замуж за Каэля, и... я полюбила его. Научилась угадывать его настроение по шагам, по тому, как он снимал перчатки. Научилась быть удобной. Полезной. Любящей.

Иногда я вспоминаю утро в спальне. Окно выходило на водный резервуар, спрятанный во внутреннем дворике. Вода стекала по мраморным стенам, словно Цитадель забыла: в этом мире реки давно высохли. Поверхность была гладкой, как зеркало. Шторы ловили влажный ветер, будто хотели улететь.

Я сидела за низким столиком, передо мной — фарфор, блюдце с гранатом и мёд на лепестках роз. Горничная переливала чай из серебряного чайника в чашку. Всё было идеально — как положено лиоре.

Каэль входил редко. Но если входил — я замечала это по тени на полу. Он никогда не здоровался первым. Только смотрел — оценивающе, как на витрину.

Если я не ошибусь — в цвете платья, в выборе заколки, в формулировке ответа — он будет доволен. А его одобрение означало одно: всё правильно.

Смешно, правда?

Я выучила его вкусы, его молчания, его едва заметные кивки. Знала, когда можно заговорить. А когда — лучше молчать, пригубив чай, и уставиться вдаль, делая вид, что меня тоже волнует политика империи.

У нас был распорядок. Не жизнь — распорядок. Три слова за завтраком. Пять — за ужином.

Иногда он прикасался к моей щеке — почти ласково, как дракон, который гладит собственную тень.

Я называла это заботой.

Каэль дарил мне драгоценности. Не потому что любил. Потому что это было уместно. Я носила их, как броню. Чтобы не думать, что он ни разу не спросил, отчего я не сплю по ночам. Ни разу не спросил, кто я такая на самом деле.

А я и сама почти забыла. И всё же…

Иногда ветер ловил уголок шторы, и комната становилась похожа на лодку. Легкую. Скользящую по озеру. Настоящему озеру из моего мира. Тогда я закрывала глаза — и представляла, что могу уйти. Просто встать и уйти, босиком, без имени рода, без капель¹, без него.