— Встань, — приказала я тише, чем хотела. Девушка вжала голову в плечи. — Встань, я сказала. И прекрати трястись. Я не собираюсь тебя наказывать.

Служанка с трудом, с недоверием поднялась на ноги, все еще не смея посмотреть на меня. От всего этого представления я почувствовала дикую, свинцовую усталость. Я доковыляла до кровати и бессильно рухнула на подушки, незаметно для себя снова проваливаясь в сон, пока где-то на периферии сознания слышался тихий плач перепуганной девушки.

Разбудил меня настойчивый, но тихий голос и серое предрассветное небо за окном.
— Госпожа… Госпожа Оливия, пора вставать. Повозка уже ждет у задних ворот.

Я села, протирая глаза. Даже чувствовала себя отдохнувшей.
— Ваши сундуки уже в повозке, — доложила она, все еще держась на расстоянии. — Завтрак вам… не велено было подавать.

«Ну еще бы, — хмыкнула я про себя. — Ссыльной преступнице — завтрак. Много чести».

— Но я… — девушка замялась и указала на плетеную корзину, стоявшую у двери. — Я собрала вам немного в дорогу. Хлеб, сыр, вяленое мясо… и фляга с водой.

Я посмотрела на нее с удивлением. После всего, что она, видимо, терпела от прежней хозяйки, эта доброта была… неожиданной. Надеюсь не плюнула во флягу.
— Спасибо.

Она робко улыбнулась.
— И вот… Господин велел передать.

Она протянула мне свернутый в трубку пергамент, перевязанный лентой. Я развернула. Это были документы. Официальная бумага с гербовой печатью, подтверждающая мое, то есть леди Оливии Райвен, право на владение землями и домом в поместье «Вдовьи слезы». Мое. Собственное.

— Документы о расторжении брака господин пришлет позже, когда все будет улажено в столице.

Я бережно свернула бумагу. Мой первый в жизни документ на собственность. Не на шесть соток, а на целое имение!
Когда я, одетая в простое, но добротное дорожное платье, спускалась по задней лестнице, я не могла сдержать улыбку до ушей. Свобода! Свой дом! Сама себе хозяйка! Никаких мужей-козлов и жестоких простихосподи козло-драконов.

Садясь в простую крытую повозку, я случайно подняла голову. И увидела его. В одном из окон верхнего этажа, в темном проеме, стояла фигура лорда Дарека Райвена. Он просто смотрел, как я уезжаю. Скрестив руки на груди, неподвижный, как статуя. Я не могла разобрать выражения его лица, но чувствовала его взгляд даже на расстоянии. Я чуть шире улыбнулась, почти оскалилась, и демонстративно поудобнее устроилась на сиденье. Смотри, мол, как я «страдаю».

Повозка тронулась. Всю дорогу я смотрела в окно, а перед глазами проносилась прошлая жизнь. Как Колька бросил меня с этим клеймом «пустоцвет». Как хоронила родителей. Как осталась совсем одна в своей коммуналке. И единственной отдушиной, единственной радостью была та самая дача. Мои грядки, мои помидоры, мои яблони. Мой маленький мир, где я была хозяйкой. А теперь у меня будет целый дом.

Мы ехали долго. Пейзаж за окном менялся. Пышные зеленые долины сменились более скудными, каменистыми землями. Деревня «Вдовьи слезы» оказалась именно такой, какой я ее представляла — несколько десятков серых, приземистых домишек, разбросанных по склону холма. Бедно, но не убого. Виднелись огороды, мычали коровы. Жизнь теплилась.

— А почему «Вдовьи слезы»? — спросила я у хмурого возничего.

Он покосился на меня.
— Так ведомо почему, госпожа. Деревня на самой границе с Гиблым лесом стоит. Раньше мужики наши то в лес за дровами, то на охоту… а обратно не все возвращались. Вот и жили в деревне одни вдовы, слезы лили.

— А сейчас? — уточнила я.

— Сейчас-то получше стало, — нехотя пробурчал возничий. — Теневой клан порядок более-менее навел. Жути всякой поменьше стало, тропы расчистили. Но название-то осталось.