– Давай ещё раз, Хардфорд, – сказал тогда полковник, протягивая мне пистолет. – Прицелься, но не спеши. В спешке – промах.

Я был молодым лейтенантом, только что переведённым в его отряд. Моя семья не имела влияния для хорошего назначения, но лорд Грей взял меня под своё крыло. Не как слугу или помощника, а как равного.

Я вспоминал, как тренировался под его строгим взглядом, когда он показывал, как держать руку, чтобы выстрел не выбил плечо. Как объяснял, что сила – не только в мышцах, но и в уме.

– Ты должен видеть цель раньше, чем выстрелишь, – говорил он. – И если не уверен, лучше не стреляй вовсе. Пусть противник уйдёт, чем навредишь невинному.

Эти слова остались со мной навсегда.

Но были и другие моменты – те, что сделали нашу связь больше, чем служебной. Вечера у костра во время походов, когда мы смеялись над шутками старого сержанта, готовящего для нас простую мясную кашу. Обеды в палатке, где полковник учил меня общаться с людьми: как вести себя с солдатами, как говорить с офицерами, как не терять человечность среди грязи войны.

– Запомни, Эдмунд, – сказал он однажды, глядя на меня через пламя, – люди пойдут за тем, кто говорит честно. Неважно, сколько звёзд на плечах – важнее, чтобы сердце билось под ними.

Воспоминания нахлынули с такой силой, что я закрыл глаза. И снова слышал его голос, видел широкую улыбку, когда он рассказывал анекдоты о придворных; вспоминал те моменты, когда маркиз играл со своей дочкой – маленькой Элизой, подбрасывая её в воздух под детский визг.

Тогда, много лет назад, Грей не был для меня просто командиром. Он был старшим наставником. Другом. Почти братом.

Именно он помог мне пережить первые потери: смерть товарищей, ошибки на поле боя, страх перед неизвестностью. Именно он верил в меня, когда я сам перестал верить.

А потом произошло то, что разделило мою жизнь на до и после.

В моих воспоминаниях я вновь пережил тот миг, когда вражеская пуля летела прямо ко мне. Я тогда застыл и стоял, понимая, что сейчас умру, но был не в силах даже пошевелиться. И как в последний момент полковник Грей бросился вперёд, подставив себя вместо меня.

Выстрел ударил его в плечо. Он покачнулся, но не упал.

– Беги! – закричал он. – Не стой! Уходи!

Я побежал. Не из-за страха смерти, а потому что не мог умереть, когда такой человек жертвовал своей жизнью ради меня.

Когда меня эвакуировали, я даже не знал, жив ли он. Лишь через неделю мне сообщили – полковник Грей выжил, но покинул фронт. Рана была тяжёлой, но не смертельной. Он вернулся к жене и дочери. И прожил ещё несколько лет, пока пожар в их доме год назад не оборвал его жизнь.

Я открыл глаза. Огонь в камине почти погас. В комнате стало холодно, но я не двинулся с места. Мысли всё крутились вокруг прошлого – вокруг того обещания, что я дал себе, после того как очнулся в госпитале. Тогда я написал письмо отставному полковнику, ныне покойному маркизу Грею.

«Я клянусь отплатить вам за спасение моей жизни». И вот сейчас настал тот самый момент, когда пришло время исполнять обещание. Маленькая Элиза, только что вступившая в пору совершеннолетия, осталась без родных. Она была в гостях, когда случился пожар в их огромном загородном имении. Огонь в пару мгновений охватил все этажи здания и похоронил под собой всю семью, слуг и абсолютно все памятные вещи.

Как только весть дошла до моего поместья, я написал бедняжке, обустроил её жизнь в одном из домиков на територии моего загородного поместья. Именно там она прожила всё время траура. Я же сорвался в Лондон и постарался подготовиться к приезду юной наследницы – купил для неё здесь дом, благо, её наследство позволяло и не такие траты, так как жить там, где всё напоминало ей о трагедии, Элиза не хотела. Мы виделись лишь несколько раз – в конторе нотариуса, где я официально взял на себя управление большей частью всех дел семьи, так как Элиза дала своё согласие, будучи растерянной и испуганной. Это не было опекунство в чистом виде, хотя я и воспринимал его так. А потом пару раз в небольшом домике, где она жила вместе с миссис Торнтон. Я хотел бы помочь ей как-то пережить своё горе, но не мог. Всё, что мне было доступно, – это лишь облегчить её жизнь и избавить от всех бытовых вопросов.