, – и рассказывала свою маленькую историю или, возможно, произносила какую-нибудь загадочную фразу, которую мы не могли истолковать, но пожатие плечами или брошенное «пожалуй» давало понять, что фраза касается одной из тех романтических историй, которые они любили обсуждать. Отношения между твоим дедом и бабушкой были, говорят, идеальными, и я уж точно спорить не стану, ибо считаю, что каждый из этих многое повидавших и отнюдь не покладистых людей нашел в другом ту высшую и совершенную гармонию, на которую откликались их натуры. Прекрасными нам казались даже их жесты и взгляды, полные чистого непередаваемого восторга, который они испытывали друг к другу. Если я и могу передать это метафорой, то скажу, что гармония голосов двух певчих птиц достигалась исключительно благодаря насыщенным стремительным всплескам диссонансов и противоречий. В конце концов, она была на пятнадцать лет моложе, а его зрелость подчеркивалась острым умом, всегда бороздившим, как ей казалось, скованные льдом моря, словно одинокий ледокол. Ее гордость за мужа походила на гордость за какую-нибудь неприступную горную вершину, доступную лишь свету звезд и снегу с дождем; она восторгалась им – пускай и очень сдержанно.

Она с удовольствием занималась всеми теми пустяковыми делами, в какой-то мере унижающими достоинство (как это нередко чувствуют женщины), которое им нравится обнаруживать в умных мужчинах, а доказательством этого достоинства она с гордостью считала его невосприимчивость к депрессиям и эйфориям, кроме тех, которые порождала в нем высокая философия. Тем не менее она никогда не умаляла важности собственных дел, считая, что и они при должном исполнении имеют ничуть не меньшее значение, чем работа мужа. Поэтому в те короткие передышки в непрестанной борьбе, когда они на мгновение оказывались в успокаивающих объятиях друг друга, она с оправданной, но всегда восторженной гордостью осознавала, что он поклоняется в ней чему-то столь же неоспоримо высокому, как и та неприступная вершина, которую она почитает в нем. И каждый из них с радостью отдавал дань уважения качествам, непохожим на собственные. До чего же приятно освободиться от мучительных мыслей и одиночества и вдруг осознать неоспоримое существование человеческой красоты! Так и мореплаватель, много дней плутавший в тумане по бескрайним водам, на рассвете высаживается на залитый солнцем берег, где природа обнимает, целиком окутывает его и дышит в ухо покоем и безопасностью. Вот и она, чьи дни проходили в заботах, порой пустяковых и тщетных, ликовала, как человек, которого внезапно заключили в крепкие объятия и вознесли над всем этим, – безмолвный, неподвижный, бессмертный. Она всегда первой поддерживала стремления мужа браться за самые трудные и нерентабельные дела; именно при ее поддержке и обязательстве взять на себя все жизненные заботы, он начал писать свою последнюю длинную книгу под названием «Утилитаристы»34, хотя она не сулила ему ни денег, ни славы.

Но это был апогей жизни, и со временем борьба становилась все тяжелее, а жизненная энергия молодости пошла на убыль. Здоровье твоего деда пошатнулось, а похвала, которая могла бы его ободрить, неоправданно снизилась, и он начал сетовать. А она к тому времени настолько расширила круг своей деятельности, покорив отдаленные уголки, переулки Сент-Айвса, лондонские трущобы и многие другие, более благополучные, но не менее нуждавшиеся в помощи места, что снизить свою активность уже просто не могла. Казалось, каждый день приносил ей очередной урожай, который нужно было собирать и который уже на следующий день непременно созревал снова. Каждый вечер она садилась за стол после трудового дня; ее рука беспрестанно и в конечном итоге немного дергано писала ответы, советы, шутки, предупреждения, слова сочувствия; ее мудрое чело и глубокие глаза все еще были прекрасны, но теперь казались измученными, хотя столько всего повидали, что их едва ли можно было назвать печальными. После ее смерти, когда мы уезжали из Сент-Айвса, я нашла в запертом ящике стола все письма, полученные в то утро и убранные, чтобы ответить позже – возможно, по возвращении в Лондон. Там было письмо от женщины, чью дочь предали, с просьбой о помощи; письма от Джорджа, тетушки Мэри