Брат за руку провел ее по ступеням в терем, а потом отпустил с бабами – готовиться к свадьбе, и я тоже поспешила скрыться вместе со всеми. Посла я в этот раз увидела только мельком, взглянуть прямо опять не посмела – не положено девицам разглядывать мужей, стыдно. И не знала – увидел ли он меня, знал ли о том, что я княжна? Что подумал, увидев? Понравилась ли? Не хотелось думать об этом, потому что я сама себе не нравилась в таком наряде. И выпросилась у мачехи не ходить на обряд и пир, не хотелось опять показывать себя… такую. Она в кои-то веки согласилась:

- А и сиди тут. Ходишь, как пришибленная. После будешь учиться ходить… лебедушкой, а не красться вдоль стены серой мышью. Немочь бледная… неоковырная.

Я выдохнула с радостным облегчением.

6. Глава 5

Пока шел обряд и гудел пир, я ради смеха училась ходить лебедушкой. Стала на одну половицу и ходила по ней туда-сюда, стараясь держать голову прямо, но в то же время смотреть в пол. Учила меня Любча. Смеялась, когда у меня вначале не получалось, потом хвалила. А я по возможности незаметно вглядывалась в нее – как она? Да только ничего не увидела, а потому не удержала болезненного любопытства, хотя и понимала, как это с моей стороны немилосердно:

- Любча, как ты? Сможешь пережить это?

Она усмехнулась и взглянула на меня так, что я тут же пожалела о сказанном.

- Мне биться головой о стену, или чего ты ждешь от меня? Так оно должно быть и так оно есть. Я могу только ждать, ведь он не прогнал меня, а оставил подле себя. Значит, стану ждать, пока она ему наскучит.

Шло время, и я наблюдала за братом и его женой, за тем, что делалось вокруг них. Мачеха никуда не делась из княжеского терема. Убирать ее не пришлось, потому что она только ковриком не стелилась перед невесткой. Я не узнавала ее. Ко мне она добрее не стала, нет. Просто будто перестала замечать, словно в ее жизни появилось что-то более важное и значимое. И вскоре я поняла что это, когда пошел слух о том, что Друна в тягости, а потом и видно это стало – под нарядом обозначился живот. Ее материнству радовались все и я тоже.

Невестка была добра и приветлива со мной, но мачеха ревновала и не сильно подпускала меня к ней, а сама с нетерпением ждала внука или внучку. Все делала для того, чтобы невестка была довольна, чтобы ей было удобно и хорошо. Тряслась над ней, лебедела, как над своим птенцом. А однажды все же вошла ко мне, села на кровать и тяжело посмотрела на меня, замершую в поклоне.

- Устала я от тебя. Устала видеть и ненавидеть тоже устала. Брат сговорил тебя, скоро уберешься с глаз. Мне даже жаль тебя, да только без тебя я, наконец, вздохну легко. К ее смерти я непричастна, но как же люто я ненавидела, если бы ты только знала! И если бы не Старец, то и ты за ней следом ушла бы и быстро ушла. А только мне не дали сделать этого - запретили. Я теперь и не жалею, потому что смерть стала бы для тебя милостью. А так… узнаешь как это – жить нелюбимой и ненужной.

- А за кого сговорили, не скажете? – осмелилась спросить я, замирая сердцем. Только это было мне важно. Об остальном я и так всегда знала – что ненавидит и смерти желает.

- Какая разница? Придет время – узнаешь. К лету уйдешь… с моим проклятием за спиной. Хотя оно и не надобно - твой будущий муж давно уже держит одну и ту же наложницу – люба, видать, ему. Ты моль бледная рядом с ней. Мелкая дрянь! Отрава! Скорее бы уже, сил нет видеть тебя в своем доме.

Оставшись одна, я металась из угла в угол. Потом пыталась делать что-то. В конце концов, сама остановила себя – что я творю, зачем сама себя мучаю? Ведь у брата тоже была Любча, а сейчас он любит жену, только что на руках не носит. Его бывшая наложница ходила тише воды и ниже травы. Я больше не заговаривала с ней о брате. Сейчас я была на стороне Друны. А Любчу больше даже не спрашивала – ждет ли еще, надеется ли? А только и я, и она знали – отдадут меня за мужа, и тогда она тоже уйдет из княжеского терема. Держать ее здесь без наказа брата не станут, а он не велит. Не нужно ему. Скоро появится у него сын или дочь и к его любви к жене прибавится еще и великая благодарность. Невестка ходила с большим уже животом, переваливаясь уточкой. Ее поддерживали и всячески угождали - берегли.