Ну вот, фундамент нашей дружбы заложен, до завтра.

Твоя Анна

Воскресенье, 21 июня 1942 года

Дорогая Китти!

Весь наш класс дрожит от страха, причина, конечно, в том, что скоро должно быть собрание учителей. Есть много предположений о том, кто перейдет, а кто останется, Г. З., мою соседку, и меня очень забавляют К. Н. и Жак Кокернут, два мальчика позади нас. У них и флорина не останется на праздники, все уйдет на пари. «Ты перейдешь», «не перейдешь», «перейдешь», – с утра до ночи. Их не успокаивают даже мольбы Г. о молчании и мои вспышки гнева. Как по мне, так четверть класса должна остаться; у нас есть абсолютные дураки, а учителя самые большие фрики на свете, так что, возможно, на этот раз они будут фриками в полном смысле.

Я не боюсь за своих подружек и за себя, каких-то заданий на каникулы и переэкзаменовок, мы как-нибудь протиснемся, хотя я не слишком уверена в математике. Что мы еще можем, кроме как терпеливо ждать. А пока мы подбадриваем друг друга.

Я хорошо лажу со всеми учителями, всего девять человек, семь учителей и две учительницы. Господин Кеесинг, старик, преподающий математику, очень долго на меня раздражался, потому что я очень много болтаю, и мне даже пришлось написать сочинение на тему «болтун». Болтун, что о нем можно написать? Однако решив, что разберусь с этим позже, я записала тему в тетрадь и постаралась молчать.

В тот вечер, закончив другую домашнюю работу, я вдруг посмотрела на заголовок в тетради. И, жуя кончик авторучки, я подумала, что всякий может нацарапать какую-нибудь ерунду крупными буквами и аккуратно расположенными словами, трудность в том, чтобы найти несомненное доказательство необходимости говорить. Я думала-думала, а потом мне внезапно пришли в голову мысли, я заполнила три отведенные страницы и почувствовала себя полностью удовлетворенной. Мои аргументы заключались в том, что разговорчивость – это женская характеристика и что я сделаю все возможное, чтобы держать ее под контролем, но я никогда от нее не вылечусь, потому что моя мама говорит столько же, сколько я, а может, и больше, а что делать с унаследованными качествами?

Господину Кеесингу пришлось посмеяться над моими доводами, но когда я продолжала говорить на следующем уроке, последовала еще одна тема сочинения. На этот раз – «Неисправимый болтун», я сдала его, и Кеесинг не предъявлял претензий целых два урока. Но на третьем уроке он снова вышел из себя. «Анна Франк в наказание за болтовню напишет сочинение под названием «“Кря-кря-кря”, – сказала юффрау Утка!»[2]. В классе раздался смех. Мне тоже пришлось рассмеяться, хотя я чувствовала, что моя изобретательность в этом вопросе исчерпана. Мне нужно было придумать что-то другое, что-то совершенно оригинальное. Мне повезло, так как моя подруга Сюзанна пишет хорошие стихи и предложила помощь в написании сочинения от начала до конца в стихах. Я прыгала от радости. Кеесинг хотел надо мной посмеяться этой нелепой темой, а я могла отыграться и сделать его посмешищем. Стихотворение было закончено и вышло прекрасно! Речь шла об утке-матери и лебеде-отце, у которых трое маленьких утят. Отец заклевал насмерть маленьких утят за то, что они слишком много крякали. К счастью, Кеесинг понял шутку, он прочитал стихотворение вслух классу с комментариями, а также прочитал его и в других классах. С тех пор мне разрешают говорить и не дают дополнительные задания, на самом деле Кеесинг всегда шутит по этому поводу.

Твоя Анна

Среда, 24 июня 1942 года

Дорогая Китти!

Стоит страшная жара, мы все прямо таем, и в эту жару мне приходится везде ходить пешком. Сейчас я могу в полной мере оценить достоинства трамвая, но это запретная роскошь для евреев. Пони Шанкса достаточно хорош для нас. Вчера в обеденный перерыв мне пришлось пойти к зубному врачу на улице Ян-Люкенстраат, довольно далеко от нашей школы на Стадстиммертюнен, я чуть не заснула в школе в тот день. К счастью, ассистент дантиста была очень любезна и дала мне попить – она молодец. Нам разрешено ездить на пароме, вот и все, есть небольшая лодка у Йозеф-Израэльскаде, и человек взял нас сразу же, как только мы попросили его. Голландцы не виноваты, что мы живем в такое несчастное время. Я бы очень хотела не ходить в школу, так как мой велосипед украли во время пасхальных каникул, а мамочкин папа отдал на хранение знакомым христианам. Но, слава богу, каникулы почти наступили, еще одна неделя – и мучения закончились. Вчера произошло кое-что забавное, я проходила мимо стоянки для велосипедов, когда кто-то окликнул меня. Я огляделась, и там был симпатичный мальчик, которого я видела накануне вечером в доме Вилмы. Он робко подошел ко мне и представился как Хелло Сильберберг. Я очень удивилась и подумала, что ему нужно, но мне не пришлось долго ждать, он спросил, позволю ли я ему проводить меня в школу. «Раз ты все равно идешь в ту же сторону, то пожалуйста», – ответила я, и мы пошли вместе. Хелло шестнадцать, и он умеет рассказывать всякие забавные истории, он снова ждал меня этим утром, и я думаю, что он будет ждать и дальше.