Анна


Среда, 1 июля 1942 года

Дорогая Китти!

У меня не было времени написать тебе до сегодняшнего дня. Весь четверг я провела у друзей. А в пятницу у нас были гости, и так продолжалось до сегодняшнего дня.

Мы с Хелло хорошо узнали друг друга за неделю, и он рассказал мне много о своей жизни, он родом из немецкого Гельзенкирхена, приехал в Голландию один и живет с бабушкой и дедушкой. Его родители в Бельгии, но у него нет шансов попасть туда самому. Хелло встречался с Урсулой, я ее тоже знаю, очень тихое, унылое существо, теперь, встретив меня, он понимает, что просто дремал в присутствии Урсулы. Похоже, я действую как стимулятор и не даю ему уснуть, понимаешь, все мы имеем свое предназначение, а иногда и странное!

В понедельник вечером Хелло приходил к нам познакомиться с папой и мамой, я купила кремовый торт, сладости, чай и печенье – много всего, но ни Хелло, ни мне не хотелось долго и чопорно сидеть рядом, поэтому мы пошли гулять, и было уже десять минут девятого, когда он привел меня домой. Папа очень рассердился и сказал, что мне нельзя возвращаться домой так поздно, и мне пришлось пообещать на будущее быть без десяти 8. В следующую субботу меня пригласили к нему домой. Моя подруга Жак дразнит меня все время из-за Хелло; если честно, я не влюблена, о нет, у меня же могут быть друзья-парни, никто ничего такого не думает.

Папа в последнее время часто бывает дома, так как ему нечего делать на работе, наверняка для него тухло чувствовать себя таким лишним. Господин Клейман купил «Опекту», а господин Кюглер – «Гиз и Ко», которая занимается суррогатными специями и была основана только в 1941 году. Когда несколько дней назад мы вместе шли по нашей маленькой площади, папа начал говорить о том, что мы будем прятаться и что он очень беспокоится, как трудно нам придется жить полностью отрезанными от мира. Я спросила его, с какой стати он начал говорить об этом. «Ну, Анна, – сказал он, – ты же знаешь, что мы уже больше года отдаем пищу, одежду, мебель другим людям, мы же не хотим, чтобы немцы захватили наши вещи, и мы уж точно не хотим сами попасть им в лапы. Поэтому мы исчезнем по собственному желанию и не будем ждать, пока они придут и заберут нас».

– Но, папа, когда же это будет?

Он говорил так серьезно, что я очень заволновалась.

– Не беспокойтесь об этом, мы все устроим. Получай максимум удовольствия от беззаботной молодости, пока можешь.

Вот и все. О, пусть эти мрачные слова еще не скоро исполнятся.

Твоя Анна


Воскресенье, утро 5 июля 1942 года

Дорогая Китти!

Результаты нашего экзамена объявили в прошлую пятницу в Еврейском театре, я и не могла надеяться на лучшее, мои оценки совсем не плохи, у меня одна неудовлетворительная, пять по алгебре, а остальные все семерки, две восьмерки и две шестерки. Дома, конечно, все были довольны, хотя в вопросе об оценках мои родители сильно отличаются от большинства других, им все равно, хорошие у меня оценки или нет, если я здорова и счастлива и если я не слишком наглею, а остальное придет само собой. А у меня другое отношение. Я не хочу плохих оценок; на самом деле я должна была остаться в седьмом классе в школе Монтессори, а меня приняли в еврейскую среднюю школу, но хотя все еврейские дети должны были пойти в еврейские школы, господин Эльте после небольших уговоров взял нас с Леж Гослар. Леж тоже перешла в следующий класс, но после жесткой переэкзаменовки по геометрии. Бедняжка Леж, она никогда не может нормально заниматься дома; ее младшая сестра играет в крошечной комнате весь день, избалованный ребенок почти двух лет. Если Габи не добивается своего, она начинает орать, а если Леж не обращает внимания на нее, то госпожа Гослар начинает орать. Леж не может нормально заниматься, и даже если ей дадут сотню дополнительных заданий, это не принесет ей много пользы.