Однажды ночью я чуть живая выбралась из-под твоего брата, а ему все было мало. Тогда я привела к нему наложницу, известную своей неутомимостью: сириянку, бывшую храмовую блудницу. Но и сириянка не выдержала долго, ибо ей приходилось, скорее, выносить боль, чем наслаждаться. Пришлось мне привести еще двух рабынь-армянок, с каждой из которых Бардия сошелся дважды, прежде чем удовлетворил свою страсть.

– Своей ненасытностью Бардия порой изводит и меня, – как бы нехотя произнесла Атосса.

– Я думаю, что это не Бардия, а вселившийся в него дух Тельца, – прошептала Фейдима, наклонившись к самому уху Атоссы. – Сам могучий Гэуш-Урван[40] завладел телом твоего брата! Я вот только не знаю: к добру это или нет?

– Ты говоришь страшные вещи, Фейдима. – Атосса с деланым страхом покачала головой. – Я теперь буду бояться ложиться с Бардией в постель.

После этого разговора Атосса запретила Смердису навещать Фейдиму. Это расстроило Смердиса, и от огорчения он безобразно напился за ужином. В пьяном виде Смердис заявился в спальню к Атоссе и бесцеремонно потребовал, чтобы его жена легла и пошире раздвинула бедра, ибо он полон желания поиметь ее.

Грубый тон и вызывающая манера пьяного Смердиса вывели Атоссу из себя. Она позвала евнухов, чтобы те увели царя в его покои. Но не тут-то было! Смердис встретил евнухов отборной бранью и те в страхе повалились ему в ноги. Кончилось тем, что евнухи на четвереньках уползли из спального покоя царицы.

Сорвав с себя одежды, залитые вином, царь повалил супругу на ложе, и, сломив ее отчаянное сопротивление, безжалостно изнасиловал, нарочно причиняя боль.

Опустошенная и раздавленная, Атосса лежала рядом с храпящим мужчиной и молча глотала слезы, которые жгли ей щеки. Жизнь словно мстила ей за убийство родного брата. Вот она – царица! – подобно рабыне, вкусила полную чашу унижения и боли. А самое ужасное заключалось в том, что Атосса была обречена в дальнейшем на подобные издевательства.

«Я должна убить Смердиса! – подумала она. – Должна заколоть негодяя его же кинжалом. Иначе… А что иначе?»

Атосса растерялась от последней мысли.

Ее страшило возможное повторение случившегося, но убийство Смердиса придется как-то объяснять, причем объяснять приближенным царя, которые всерьез полагают, что Смердис – это Бардия.

«Меня назовут братоубийцей, – подумала Атосса, – и еще мужеубийцей. Мне выколют глаза и отрежут нос. Ведь царским судьям бесполезно рассказывать про свои унижения на супружеском ложе. Законы в этой стране составляются мужчинами, а они безжалостны к женщинам!»

Атосса сползла с ложа и, держась за стену, добралась до купальни. Она на ощупь отыскала медный чан с водой и принялась усердно смывать с себя запах мужского пота. Вода была холодная, и Атоссу бросило в озноб. Быстро обтеревшись, она вернулась в спальню, надела на себя тонкую длинную тунику, шерстяное платье с короткими рукавами и головную накидку, концы которой можно было завязать на шее в виде шарфа.

Освещая себе путь светильником, Атосса знакомыми узкими коридорами прошла до покоев Артистоны и постучалась в дверь. Ей открыл толстый заспанный евнух, который очень удивился, увидев перед собой царицу в столь поздний час.

Атосса велела не будить Артистону. Она взяла теплое одеяло, круглую подушку и улеглась в трапезной на лежанке возле бронзовой жаровни с потухшими углями.

Утром здравомыслие взяло верх. Она передумала убивать Смердиса, тем более что заменить его на царском троне было некем. Сыновей не было ни у Камбиза, ни у Бардии. Не было у них и побочных братьев. Атосса решила поскорее забеременеть от Смердиса и, если родится мальчик, уступить трон ему под своей опекой, отравив его отца.