Вскоре у Атоссы наступили «нечистые дни», когда любой мидянке или персиянке было строжайше запрещено находиться в одном помещении с мужчиной, дабы не осквернить его. В такие дни женщинам надлежало молиться чаще, чем в обычные дни, и тщательно проходить обряды очищения, чтобы отгонять от себя злых духов, прислужников Ангро-Манью.

По окончании «нечистых дней» Атосса покинула гарем, чтобы разыскать Гаумату и узнать от него последние новости. Однако Гаумата сам нашел царицу. Он был чем-то сильно обеспокоен.

Атосса и Гаумата встретились в просторном светлом зале, высокие стены которого были покрыты барельефами, изображающими мидийских царей на войне и охоте. Царица и хазарапат не спеша прогуливались от одних дверей, где стояли на страже два воина-мидийца с короткими копьями в митрообразных колпаках из белого мягкого войлока, до других.

Атосса и Гаумата, делая вид, что разглядывают сцены сражений на известняковых барельефах, вели негромкую беседу.

– Прексасп явно заподозрил неладное, царица, – заговорил Гаумата. – Он побывал в крепости Сикайавати, справлялся у тамошних воинов, как и когда умер мой брат Смердис. Я предвидел подобный ход, поэтому мои люди сказали то, что я им велел. Но Прексасп явно не удовлетворился этим, так как попытался подкупить моих людей.

– Что же делать? – встревожилась Атосса. – Может, отправить Прексаспа куда-нибудь подальше. Например, в Вавилон.

– Это не избавит его от подозрений, царица, – возразил Гаумата. – Если Прексасп задумал докопаться до истины, он до нее докопается.

– Так что же делать? – повторила Атосса.

– Кому? Тебе?

– Нам!

Гаумата усмехнулся.

– Божественная, я сделал все, что мог. Но у моего брата упадок духа, он погряз в пьянстве. В трезвом виде Смердис то и дело порывается скинуть царскую одежду и удрать в горы. Не сегодня-завтра его разоблачат евнухи или телохранители Бардии. Прости, Светлейшая, но я вынужден покинуть тебя, ибо мне еще дорога моя голова.

Гаумата слегка поклонился.

– Ты думаешь, я позволю тебе скрыться! – угрожающе прошептала Атосса.

– А что ты можешь сделать? – Гаумата распрямился и вызывающе взглянул на Атоссу. – Велишь страже схватить меня и бросить в темницу? А может, прикажешь убить на месте? Тогда заодно прикажи казнить и Смердиса, поскольку лишь мое присутствие удерживает его в этом дворце.

– Тише! – Атосса взяла Гаумату под руку. – Давай обсудим все спокойно. Через два часа я жду тебя в своих покоях. Умоляю, не бросай меня! Если бы ты знал, как я жалею, что затеяла все это!

В глазах Атоссы было столько мольбы, что Гаумата не посмел отказаться.

Встретившись с Гауматой наедине, царица разговаривала с ним так, словно от него одного все зависело. Превознося его ум и находчивость, Атосса выражала надежду, что Гаумата проявит волю и изменит обстоятельства к лучшему, ведь никто другой не сможет заставить Смердиса обрести достойный царя облик.

«И я отныне вся в твоей власти», – добавила в конце Атосса, преклонив колени перед Гауматой и распустив волосы по плечам в знак покорности.

«Вот и пришел мой час! – торжествуя, подумал Гаумата. – Гордая дочь Кира у моих ног!»

Гаумата молча указал Атоссе на ложе в глубине комнаты.

Покорность, с какой отдалась ему Атосса, пробудила в душе Гауматы благородный порыв. Гаумата заверил ее, что отвадит Смердиса от вина и завтра же покончит с Прексаспом.

– Ты хочешь убить его? – спросила Атосса. – Это может вызвать опасные толки, ведь Бардия доверял Прексаспу как никому другому.

– У нас нет иного выхода, – ответил Гаумата, целуя Атоссу. – Прексасп что-то подозревает. Самое лучшее, это обвинить его в измене и казнить.