Однако на ежегодном летнем военном смотре случилось непредвиденное.

Сначала любимый конь Бардии сбросил наземь Смердиса в присутствии его телохранителей. Смердис потребовал себе другую лошадь и выехал к войску верхом на ней. Затем, объезжая конные отряды, выстроившиеся на равнине, Смердис перепутал имена некоторых военачальников, а имена других и вовсе позабыл, так как перед этим для храбрости выпил вина, но явно превысил меру. Окружающие видели, что царь пьян, поэтому только усмехались украдкой. Но Гаумата заметил тем не менее, с какой пристальной подозрительностью взирают на царя некоторые из сатрапов. И особенно Гаумату встревожило то, как разглядывал Смердиса Прексасп.

Своими опасениями Гаумата сразу после военного смотра поделился с Атоссой.

– Конечно, необходимо время, чтобы Смердис постиг все премудрости царской власти, запомнил имена и лица всех друзей Бардии и научился мыслить, как мой умерший брат, – сказала Атосса. – Это будет трудный период в жизни Смердиса, но он должен его преодолеть с нашей помощью. Зато по прошествии нескольких месяцев, за которые Смердис как бы переродится в Бардию, наступит наконец спокойная жизнь и для него и для нас.

– Если к тому времени Прексасп или кто-нибудь другой не разоблачит его, – проворчал Гаумата, настроенный мрачно.

Понимая, что, пряча Смердиса от Прексаспа, они тем самым только усиливают его подозрения, Атосса и Гаумата были вынуждены возобновить встречи царя и патиакша.[39] Впрочем, на этих встречах непременно присутствовала Атосса либо Гаумата. Смердис в разговоре с Прексаспом держался все более уверенно и уже рассуждал о разных государственных делах. Постепенно Смердис усваивал и привычки Бардии, которые были хорошо известны близко знавшим его людям.

Так прошел месяц.

В начале осени у Атоссы состоялся разговор с одной из царских наложниц – Фейдимой, дочерью Отаны.

Фейдима была дружна с Атоссой. Они иногда вместе коротали вечера, поскольку Атосса находила отдохновение от повседневных забот, только общаясь с Фейдимой. Женщины были одногодки, их взгляды на жизнь совпадали, им даже нравились мужчины одного и того же типа. Мягкая незлобивая Фейдима была приятной собеседницей, тонкий ироничный ум как бы возвышал ее над окружающими. К советам Фейдимы Атосса всегда прислушивалась, ее мнение было неким эталоном непогрешимости. Вдобавок Фейдима обладала той красотой, которая неизменно притягивает мужчин и приятна для женского глаза. Подруги Фейдимы обычно находили какой-либо изъян в своей внешности, ставя себе в пример совершенство черт лица Фейдимы и безупречность ее фигуры.

В тот вечер, боясь, что их могут подслушать, Атосса увела ее в маленькую комнату возле своей спальни, где можно было не опасаться чужих ушей.

Фейдима с тревогой призналась Атоссе, что она все больше убеждается в том, что Бардия – это не Бардия, а другой человек, очень на него похожий.

Атосса с замиранием сердца поинтересовалась у подруги, на чем основаны ее подозрения. И услышала в ответ слова женщины, познавшей на ложе двух мужчин, которые являлись к ней под одним именем и с похожей внешностью. Однако разницу в темпераменте и некоторые физиологические отличия было нельзя не заметить.

– До вашей свадьбы Бардия был совсем не такой в постели, каким стал ныне, – сказала Атоссе Фейдима. – Я не хочу отзываться плохо о твоем брате, милая Атосса, но раньше он был гораздо нежнее. Теперь же Бардия просто обуян самой дикой похотью. Не стану скрывать, Бардия стал чаще навещать меня, но его грубость и ненасытность меня огорчают. И потом, его мужской орган стал гораздо больше. Это, скорее, фаллос бога, нежели смертного человека.