Как только дежурная фрейлина закрыла за ними дверь в Кабинет ароматов, Екатерина, что было вполне в ее стиле, без обиняков перешла к делу.

– Что ты думаешь о господине де Конде? – спросила она.

– Господин де Конде? Простите, ваше величество, но я не знаю…

– Как это не знаешь? Разве вчера ты не была со мной на Бычьем острове, не стала свидетельницей споров, что Конде вел с Монморанси, когда подписывали перемирие? Если ты не заметила Конде, на кого тогда ты смотрела?

По тону королевы Изабелла поняла, что спорить сейчас не время, а потому лишь потупила головку и постаралась ускользнуть от прямого ответа. Изабелла и впрямь даже не думала смотреть на принца де Конде. Взгляд ее привлекала более приятная картина!

– Мне показалось, что он любезен… недурен собой и…

Екатерина засмеялась и жестом велела фрейлине замолчать.

– Basta![5] – воскликнула она. – Ты просто дура, но хуже всего, что и меня ты принимаешь за дурочку! Если бы я попросила тебя описать «недурную внешность» принца, тебе пришлось бы нелегко, красавица моя! Думаешь, я не заметила, как ты не спускала глаз с этого повесы Робертэ? Не отнекивайся, ты солжешь; кстати, мне это безразлично, ибо, если ты и не обратила внимания на Конде, он, напротив, не сводил с тебя глаз и смотрел так упорно, что теперь по ночам ему не будет покоя! Итак, Изабелла, слушай внимательно, что я сейчас тебе скажу, слушай, а главное – постарайся, чтобы мои слова навсегда запали в твою хорошенькую головку! Мне необходимо, чтобы Конде примкнул к нам, понимаешь, окончательно перешел на нашу сторону! Надеюсь, тебе известно, что он – самый влиятельный среди вождей протестантов?

Королева даже не повысила голоса. Она говорила ровно, с легким почти мурлыкающим итальянским акцентом, но для тех, кто хорошо знал королеву, в этом мягком мурлыканье таилась безжалостная воля. Изабелла устремила на Екатерину притворно невинный взгляд.

– Я это знаю, ваше величество, но почему сейчас вам необходимо заручиться поддержкой вождя гугенотов? Разве вчера не заключили перемирие? Значит, больше бояться нечего.

– Вот как! Ты так считаешь? А известно ли тебе, что войска гугенотов, в рядах которых полным-полно англичан, по-прежнему удерживают Гавр? Что, согласно позорному договору, заключенному в Хэмптон-Корт, они в случае победы обещали отдать Гавр Елизавете? Англичанин, как во времена Дюгеклена и Жанны Девственницы, попирает землю Франции! Об этом ты подумала? Я не коннетабль, а ты уже давно не девственница. Только Конде способен вернуть нам город. Поэтому необходимо, слышишь меня, не-об-хо-ди-мо, чтобы ты обратила на него внимание!

– Но, ваше величество…

– Не возражай! Это приказ! Впрочем, какая тебе разница – мужчиной больше, мужчиной меньше? Полагаю, любовников у тебя, начиная с Ронсара и кончая Монморанси, было достаточно? Почему бы тебе не взять еще и Конде? Он принц крови и отнюдь не противен собой. Твоя миссия могла бы быть гораздо хуже!

Голос Екатерины был все так же ровен, но в нем едва уловимо зазвучали повелительные нотки. Изабелла хорошо знала этот признак и предпочла сдаться без боя.

– Каковы будут распоряжения вашего величества? – спросила она, присев в реверансе.

– Мы немедленно уезжаем из Блуа в Шенонсо. Эту ночь проведем в Шомоне. Господин де Конде будет среди наших гостей. Постарайся почаще ему улыбаться, к примеру, всякий раз, когда встретишь его взгляд! Да что я говорю! Не мне учить тебя женскому ремеслу. По-моему, ты давно уже постигла все тайны кокетства! Выпутывайся как знаешь!

– Хорошо, ваше величество! Я сделаю все, что смогу.