Татьяна Михаль Жестокий развод в 45

* * *

– АЛЕВТИНА —

Проснулась внезапно, от шуршащего звука ключа в замке.

Часы показывали два ночи.

Демид очень редко возвращался в это время. И никогда не возвращался так тихо.

Я села на кровати и скинула с себя одеяло. Протёрла лицо, будто умылась, чтобы прийти в себя ото сна.

Накинула халат и пошла на шум.

Демид вошёл на кухню, не включая свет. Словно вор.

Я последовала за ним.

– Демид? – позвала мужа, голос дрогнул. – Что случилось?

Включила настенный свет. Мягкое освещение позволило рассмотреть супруга.

Он стоял у окна, спина напряжённая, кулаки сжаты так, что побелели костяшки пальцев. На нём был его любимый серый кашемировый пиджак – только весь измятый и заляпанный чем-то тёмным.

Он не обернулся.

– Аля… Я сбил человека.

Мир, словно замер. Все звуки, даже воздух – всё исчезло. Осталась только эта фраза, со странным гулом оседающая в груди.

– Что?.. – я едва услышала собственный голос.

Он медленно повернулся.

Лицо бледное, губы сжаты в тонкую линию. Взгляд… тот самый, который я видела у него после каждой большой победы – только вместо гордости – паника.

Демид Вронский не из тех, кто паникует.

– Он… он мёртв, – выдохнул Демид и провёл рукой по волосам. – Чёрт. Это конец.

– Погоди… Как… Где ты его сбил? Ты вызвал полицию и скорую?

Он скривился, опустил глаза. Ответа не требовалось. Я уже знала. Он скрылся с места ДТП. Точнее, с места преступления.

– Скажи, что ты не был выпивший… – прошептала я.

Он длинно и тяжело вздохнул.

Я тяжело села на стул. Обняла спинку и прикрыла глаза.

Виски. Его слабость. Его проклятье.

– Аля, послушай, – он подошёл ближе, схватил меня за руки. Пальцы холодные, как лёд. – Я не могу сесть. Ты понимаешь? Я – депутат. Это уничтожит всё. Меня. Нас. Семью. Это будет конец моей карьере.

Семью. Он вспомнил про семью только сейчас?

Я почувствовала, как по телу ползёт ледяной страх, но ещё сильнее билось сердце – сердце, которое до сих пор, несмотря, ни на что, любило его.

– Что ты хочешь от меня? – слова вырвались сами. Глупые, верные, влюблённые.

– Алечка, возьми всё на себя. Скажи, что ты была за рулём. У тебя чистая репутация, наши дети выросли, – он говорил быстро, горячо, как будто предлагал мне заключить сделку всей жизни. – Ты никогда не нарушала закон, никто не будет искать подвох. Мы справимся. Я всё улажу. И никто не пострадает…

Я смотрела на него. На мужчину, с которым прожила двадцать лет. Мужчину, который обещал защищать меня, но каждый раз загонял в тупик собственных амбиций.

– Никто не пострадает, кроме меня… – произнесла упавшим голосом.

– Я добьюсь, чтобы тебе дали условный срок. Но если не получится, ты просидишь недолго и будешь в комфорте. Обещаю тебе.

– Дем… Чёрт… Ты просишь меня сесть в тюрьму, – мой голос осип.

– Нет, Алечка, – он обхватил моё лицо ладонями, – я прошу тебя спасти нас. Спасти меня. Обещаю, любимая, я всё решу. Деньги, связи – у меня есть всё. Просто нужно будет переждать.

Я закрыла глаза.

Выдохнула.

Я всегда спасала его. После запоев. После скандалов. После его измен, о которых я знала, но делала вид, что не знаю. Потому что любила. Потому что верила – когда-нибудь он оценит это.

И сейчас я снова стояла на краю. Только теперь – край был гораздо глубже. И страшнее.

– Хорошо, – сказала я. Сказала то, что он ждал. – Я скажу, что это была я.

Его губы дрогнули. Облегчение промелькнуло в глазах. Он поцеловал меня в лоб.

Я не знала, что подписала себе приговор.

Я думала, что спасаю его.

А спасала… только его карьеру. Его свободу.

А себя я предала.

Судьба больно начинает бить, когда ты раз за разом предаёшь саму себя.

* * *

Дождливая ночь поглотила нас, когда мы ехали в участок.

Ехали мы в такси.

Демид, как всегда, сосредоточен, а я сжата, будто оказалась в клетке, не в силах шевельнуться, или слово сказать.

Каждая минута тянулась как вечность.

Мы проезжали мимо знакомых улиц, а мне казалось, что я никогда больше не увижу их такими же.

Я не знала, что мне делать. Не знала, что мне сказать.

И только его голос, холодный и отчуждённый, звучал в темноте, как приговор.

– Ты понимаешь, что от этого зависит всё, Аля. Если мы сделаем это правильно, я тебя вытащу. Но если ты ослушаешься… если ты начнёшь тянуть назад, всё будет кончено.

– Я не могу… – я едва шевелила губами, но внутри меня росла буря. – Я не смогу… Дем, я не хочу сидеть за то, чего не делала.

Он быстро взглянул на меня. Взгляд был такой, будто он смотрел на кого-то, кто уже давно не существовал.

– Ты не можешь позволить нам всё разрушить. Аленька, всё будет хорошо. Да, я облажался, но я всё исправлю. Ты главное помоги мне… Ты ведь не хочешь, чтобы правда разрушила будущее наших детей, не так ли? Их сразу же выкинут из универа, ведь платить будет нечем…