— Ты… что?

Судорожно выдыхаю и, поднявшись на ноги, начинаю расхаживать по комнате.

— Ты не ослышалась. Я беременна.

Закусываю указательный палец и жду, когда подруга полностью осознает пиздец моего положения.

— Лен, это… — ее голос надламывается, и она начинает реветь. О да. Сентиментальность беременяшки, высший уровень. — Прости, я стала такая размазней. Но это же здорово, да? Ты рада?

У меня у самой подкатывает ком к горлу. Но я сдерживаю порыв разрыдаться, потому что Алиса тогда с ума сойдет.

— Я не знаю… — шепчу я. — Не знаю, Алис. Мне… страшно.

— Ох, ты моя девочка, я так тебя понимаю… Но… так… стой… подожди, — подруга шмыгает носом. — А кто отец? Ты что… с кем-то встречаешься?!

5. 3.1

В легких все спирает, а я продолжаю ходить по комнате, не зная куда себя деть.

— Алис… ты не так поняла… у меня нет и не было никаких отношений. Ни с кем. После… Глеба.

— Твою мать… — шепчет Алиса, понимая куда я клоню. — Боже мой, Любова… это шутка такая? Какой у тебя срок?

Застонав, шлепаю себя ладонью по лбу.

— Тринадцать недель.

— И ты столько времени скрывала от меня? — взвивается подруга. — Ты совсем обалдела? Подожди, а Смайл? Он-то в курсе?

Закусив губу, сдерживаю порыв истерично рассмеяться.

— Вообще-то, я узнала об этом только сегодня. И ты первая, кому я позвонила.

Я не вижу ее лица, но могу стопроцентно заявить, что эта коза сейчас улыбается.

— Так, ну ладно, тогда беру свои слова обратно. Ты все правильно сделала. — Небольшая пауза. — Хотя… погоди, Глеб получается не в курсе? Блин, я стала совсем тормозом, — ворчит подруга.

Печальная улыбка растягивает мои губы. Она такая славная беременяшка.

— Глеб ничего не знает. Никто кроме тебя не знает.

— Лена, но… как это… Ты же расскажешь ему?

Останавливаюсь у окна и горестно прижимаюсь лбом к прохладному стеклу.

Рассказать человеку, который в нашу последнюю встречу отчетливо дал понять, что я для него нежеланная обуза?

Я. Взрослый человек, способный существовать сам по себе, — угроза его привычной жизни. И как уж тут говорить об ответственности в виде ребенка?

По-моему, он доступно объяснил, что я ему не нужна. Так что даже не пытаюсь тешить себя иллюзией, будто ребенок способен изменить отношение Самсонова. Хотела бы я этого? Сейчас у меня нет ответа на данный вопрос.

Но, с другой стороны, я не виновата, что его долбанные сперматозоиды не остановил чертов презерватив!

Если на ситуацию смотреть под этим углом, то я не обязана в одиночку отвечать за то, что случилось! Не обязана, но и представить не могу, что должно толкнуть меня на признание. Приползти к королю с жестоким сердцем и просить у него на коленях милостыню?

— Лен? — осторожно зовет Алиса. — Послушай, тебе страшно, я понимаю, правда, но я и Багиров… Мы всегда будем рядом и поможем в любой ситуации…

— Алис, прошу тебя, не начинай, у вас и без меня сейчас забот хватает.

— Это ты мне не начинай! Я даже слышать не хочу! Мы есть у тебя при любом раскладе, и, если тебе что-то нужно, ты звонишь нам, это ясно?

Мои губы дрожат в сентиментальной улыбке:

— Да.

— Ну вот и хорошо. А теперь вернемся к вопросу, расскажешь ли ты Самсонову о беременности. Сразу скажу свое мнение: я считаю, что как отец он и имеет право знать.

— Алис. Не дави на меня, пожалуйста! Я уверена, что он не захочет этого ребенка!

— Ты не можешь знать наверняка! — продолжает она наступление.

— Но я знаю! Может, у нас и не было серьезных отношений, но я прекрасно усвоила его позицию, которую он озвучил мне прямо в лицо. Не думаю, что за это время что-то кардинально изменилось. Судя по тому, что наше общение прекратилось с той знаменательной, блин, встречи, я права. Он не хочет меня видеть! Предлагаешь умолять его о милости хотя бы поговорить со мной? — начинаю злиться.