Багиров протягивает свою огромную руку, чтобы обнять меня, но я изо всех сил луплю по ней ладонью.
— Он мог… — втягиваю носом воздух, зачесываю дрожащими руками волосы назад. — Он мог сразу мне сказать, что не надел этот долбаный презерватив, и ничего бы не было! Понимаешь? Ничего… я бы обезопасила себя… Но ему было не до этого. Ты представляешь? Вот что мне сказал этот говнюк! Ему было не до этого! Конечно, у него ведь у одного был непростой период, да? А я так, расходный материал, от которого теперь можно просто отмахнуться деньгами!
— Лен…
— Вот только теперь мне вынашивать этого ребенка, мне его рожать и переживать, как вообще все это пройдет! Мне! А не ему! У него-то все просто. Он откупится деньгами и все… дело в шляпе. Нет, — истерично усмехаюсь и всхлипываю, — я и за это, безусловно, буду благодарна, ведь я не в том положении, да? Без денег я вообще в жопе буду! — дергаю плечами, закусывая губы до боли, и чувствую, как дрожит подбородок. — Господи, как же меня так угораздило? Как, Багиров?
Нервно икаю, отворачиваюсь и судорожно выдыхаю, в неверии качая головой.
— А ему просто было не до этого… — закрываю лицо ладонями и, сглотнув подкативший ком, срываюсь в тихое отчаяние: — Почему, почему, почему?.. Господи, ну почему все вышло именно так? Почему я влюбилась именно в этого парня? Почему не могла догадаться, что он поведет себя как эгоистичная задница? Были ведь знаки! Почему я не перестраховалась, господи, почему я такая наивная доверчивая дура?!
Багиров без слов сокращает расстояние между нами и все-таки прижимает меня к себе. Стиснув его толстовку дрожащими пальцами, я колочу по твердой груди, проклиная Самсонова и себя в том числе, пока у меня не заканчиваются силы. А потом я тупо прижимаюсь лбом к его груди и начинаю рыдать в голос.
— Лен, ну хорош слезы лить, — он успокаивающе гладит меня по спине. — Все обойдется, ты не одна. У тебя есть мы, да и Самсонов немного оклемается и, я уверен, тоже придет на помощь. Вы просто в ахуе, и это в вашей ситуации логично. И я понимаю, как это стремно: целый маленький человек в хрупкой девушке, это ж пиздец, Алисе даже во второй раз страшно, а мне-то вообще охренеть как… Так что это нормально. Слышь, Твихард, страх — это нормально. Даже такому, как я, ссыкотно, а ты вообще салабон, не бойся переживать, просто знай, что мы рядом…
Я икаю, смеюсь и одновременно хрюкаю.
— Давай успокаивайся. Я вот уверен, что у вас все наладится…
— Не надо, не обнадеживай меня, — всхлипываю, растирая кулаками заплаканные глаза. — И не сравнивай себя с Самсоновым. Ты другой. И ты любишь Алису и своих детей, а я и этот ребенок… мы не нужны ему. Он так легкомысленно сказал, что ему было не до этого… Очередное подтверждение, что на самом деле ему просто плевать, как я буду выкручиваться.
Тяжело сглатываю и пытаюсь выровнять дыхание, растворяясь в теплых объятиях Багирова, но что-то меняется. Я чувствую, но не понимаю, что именно, пока над моей макушкой не раздается хриплое:
— Я должен кое в чем тебе признаться.
Всхлипываю и, немного отстранившись, вскидываю голову.
Шмыгаю носом, вытираю рукавом лицо и непонимающе смотрю на Багирова.
— Ты только пойми меня правильно.
Всякое дерьмо начинается именно с таких слов, и я мгновенно напрягаюсь всем телом.
— Я соврал ему.
Мое дыхание становится шумным и прерывистым.
— О чем ты?..
Багиров набирает полную грудь воздуха и отступает от меня, лишая поддержки, отчего я мгновенно чувствую, какими ватными становятся ноги.
— После того, как Глеб выгнал тебя из больницы, он попросил меня рассказать тебе обо всем и, если потребуются деньги на аборт, я должен был дать их тебе. Сам он не мог с тобой говорить на эту тему. Да и вообще, не хотел, чтобы ты его видела в таком состоянии. Ему реально хуево было. И хуево до сих пор, именно поэтому я не сказал ему о твоем приезде. Типа эффект неожиданности.