Ветры завывали, но не усиливались.

- А ты мне нравишься, - послышался голос, когда я смахнула льдинки слез. -Ты хоть знаешь, кому собираешься бросить вызов? Я - древнее божество... 

 - Настолько древнее, что  еще помнит, как грел озябшие ладошки у  костра инквизиции и кормил с рук доверчивых динозавриков? – выпалила я.

10. Глава девятая. Потетешкай зюзю

Я уже выбивалась из сил, понимая, что срываюсь на плач и сползаю по его груди, обессилив от злости и слез. Удары становились реже и слабее. У меня не было даже сил, чтобы ударить его, как следует.

Такое чувство, что я пытаюсь сделать перестановку и сдвинуть тяжелый шифоньер, приколоченный к полу.

Меня подхватили одной рукой и не дали стечь на пол.

- Ненавижу, - сквозь слезы прошептала я, глядя ему в глаза. – Если бы вы знали, как я вас ненавижу…

- Все? Выплакалась? – спросили меня, грубовато прижав к себе.

В недоумении, я застыла, чувствуя, как огромная лапища возит меня лицом по драгоценностям. Я чувствовала, что у меня не щека, а морковка на терке.

- Полегче стало? – снисходительно спросил Карачун. – Ну поплачь, поплачь. Все вы плачете… Да не все моими подарками разбрасываются… Чем не угодил? Серебра мало? Золота мало? Камней драгоценных мало насыпал?

- Пу-пустите! – простонала я, понимая, что еще немного, и мне понадобится пластическая операция. Я вырвалась и отшатнулась, путаясь в чужой шубе.

- А на счет людей, - послышался голос. Взгляд его тут же стал суров. – Даже не упрашивай. Пускай замерзнут все. Чтобы другим неповадно было. Чтобы трижды подумали, перед тем, как в лес зимой идти…

Меня отмело на пару шагов. Я никогда не чувствовала такой стужи. От него расходились студеные ветра.

- Ой, че там творится? – послышался голос Бурана. – Вот, сейчас ветра разгуляются. Будет им наука.

Он смотрел в окно, а меня относило ветром в сторону стены, где уже сидела волчица.

- Хочешь спасти людей? Перед лаской он не устоит… - послышался тихий голос волчицы. В вое разгулявшихся ветров я его едва слышала.

- А где мне ласку взять? – растерялась я, сражаясь с лютым ветром. У меня в лесу пока не было знакомых ласк. Ни ласк, ни хорьков, ни куниц…

- Лаской его, лаской, - тихо убеждала волчица, тревожно поглядывая и поджимая уши. Сама метель боялась гнева хозяина.

- А ласка точно выживет? – удивлялась я все больше и больше. – Просто жаль зверьком его мутузить!

- Поласкай его, - шептала перепуганная волчица. – Давненько он у нас так не лютовал.

- В чем? – спросила я, чувствуя, как меня просто сдувает с места. – В чем я должна его полоскать!

Мне кажется, она сейчас взвоет!

- Поласкать, нежить! – подсказывала волчица.

- Какая нежить? О чем ты? Какие зомби? Зачем мне их стирать! – не понимала я, борясь с ветром. – Да скажи ты уже нормально! Что делать!

- Приголубь его, - сдалась волчица.

- Какие зомби – голуби! – я едва не плакала. Мало того, что тут еще ветер, так еще и зомби – голуби. Я не понимаю! Нормально сказать нельзя?

- Потетешкай его! – рявкнул на ухо Буран. – Потетешкай зюзю…

Все. Я сдаюсь. Сколько людей замерзнет насмерть, если я не потетешкаю зюзю!

- Да тетешкай его! – требовали бессовестные звери.

- Это как вообще! Пусть несет свою зюзю! Как-нибудь оттетешкаю! Да что ж такое! – мне хотелось плакать. – Нормально скажите! Я не умеют тетешкать! Я даже не знаю, что это такое!

- Бедная девка, - послышался вздох Бурана. – Не тетешкал ее никто! Как росла – не ведомо! Мало пестовали ее!

- Нет, пестовали как раз достаточно! – выдохнула я, чувствуя себя пациентом дурдома.

- Так пестуй его! – на меня смотрели, как на умалишенную. – Чего стоишь!