Сокол ещё ворчливо заклекотал, но перелетел к человеку, сел на плечо, мстительно впившись когтями в дорогую ткань плаща, вымещая накопленную обиду. Пират хмыкнул, но не возразил, наверное, всё же заслужил такое обращение, и вместе они направились к ожидавшей их ведунье.
Наблюдавший за этой сценой смоляной ворон капитана ревниво прокаркал, всё это время он дремал на специально отведенной для него жердочке. Полететь с хозяином он не мог, старуха не любила непрошеных гостей, особенно других пернатых.
Четверть часа Рагнар поднимался по скалистой тропе, поросшей диким шиповником и колючками, и вот вскоре показалась покошенная избушка старицы. Пират сделал себе пометку, что нужно будет приказать команде поправить домишко. Когда-то давно Рагнар сам подстраивал его, но время берет своё, и доски гниют.
Он поднял руку и осторожно постучал. Ведунья отворила скрипучую дверь и пропустила их внутрь, сокол тут же слетел на свою облюбованную корягу у окна, увешанную маленькими черепками и сухими ягодами.
Согнувшись в три погибели, Рагнар прошёл внутрь и присел на табурет за дубовый стол, заваленный травами и баночками, скинул на плечи капюшон и устало потёр переносицу. Чего скрываться? Старуха всё равно знала, кто он такой. От неё никому ничего не утаить.
Наследница Веренборг лежала на лавке, укрытая одеялом по мерно вздымающуюся грудь. Она спокойно спала, и кожа лица её была уже не такой смертельно бледной, даже неяркий румянец окрашивал щеки. Прямо над ней на широкой полке ведунья установила вырезанное из дерева лико Триединого, а на соседних полках и втором подоконнике в глиняных чашах курились лечебные благовония.
Рагнар, поглощенный своими новыми эмоциями, не придал значения, как участился его пульс. Он… рад вновь видеть наследницу? Рад, конечно, только эта радость отличалась от обычной. Сердце громко грохотало под ребрами, а за грудиной поселилось неуместное тепло. Приятное такое, согревающее до самых костей.
Старуха поглядывала на него искоса, усмехалась чему-то своему, она возилась у большого котла и то и дело подбрасывала в кипящее варево толчёную листву и разные порошки, от мутной жижи тянуло ужасной терпкостью и горечью.
– Как она, Морена?
– Слаба, как беспомощный котенок, но жить будет.
Морена повернулась к мужчине всем корпусом и, размахивая железным половником, принялась отчитывать шипящим от вынужденного шепота голосом:
– Совсем девочку не бережёшь! Худая, кожа да кости, ладони разъело от соли, небось нагрузил её на своей посудине черной работой. Так ещё и ко мне приволок с продырявленным боком! Изверг!
– Она упряма, как ослица, и… – Но ведунья не слушала оправданий, гнула свою линию.
– Не умеешь ты с девушками обращаться. Хотя где тебе уметь? Ты только со своими разбойниками грязными и якшаешься. С юными нежными девицами по-другому нужно.
– Так, хватит! – прикрикнул Рагнар, не успев унять всколыхнувшуюся внутри злость, потом опомнился и заговорил тише: – Не мать мне, чтоб морали читать. Я на ней жениться не собираюсь. Ты прекрасно знаешь, для чего девчонка мне нужна.
Морена сложила сухие руки под грудью и хитро улыбнулась, постукивая половником по своему боку. Знала-то она гораздо больше пирата.
– А чем плохо жениться?
Рагнар нахмурился и вперил в старуху тяжёлый взгляд, его правая рука до хруста сжала деревянную ножку стола. Ведьма что-то задумала, но он не станет участвовать в её играх.
– Я преследую другие цели. И времени на глупости у меня совершенно нет. – Ведунья всплеснула руками, отмахиваясь.
– Да-да, месть и тому подобное. Но послушай старую женщину, иногда одно другому не мешает. Даже делает сильнее. Девочка ведь погибнет… не жалко её?