Теперь я понимаю, почему Володин трясётся, они со Старостиным терпеть не могут друг друга. Только мой начальник при этом боится не за кресло свое, сколько за голову. Но Демида спрашиваю о другом:

— А я тебе зачем? Ты выиграешь хоть холостой, хоть женатый.

В этом я даже не сомневаюсь, за ним стоят большие деньги и большие люди. И если он вступил на этот путь, то уже заранее просчитал весь расклад. А желающих выйти за Демида пруд пруди, только пальцем ткнуть в подходящую остаётся. И не нужно устраивать спектакль. 

— Ты выйдешь за меня замуж, а в обмен я подарю тебе свободу. Пару лет и мы разведемся, а ты сможешь уехать туда, где никто не найдет. 

В его голосе — холод, и во взгляде ни намека на теплые чувства. Когда-то я бы все отдала за то, чтобы услышать от Демида эти слова. Когда-то, но не сейчас. 

— Может, ты забыл, как мы с тобой расстались? Как ты бросил меня одну разгребать дерьмо, а сам уехал в свою Москву? Напомнить?

Говорю и не верю, что смогла произнести это вслух, и тем более пережить. Демид отворачивается, подливает коньяк в свой бокал и снова садится в тоже кресло. Жаль, что я не вижу, какие эмоции на его лице. 

— Дина, — и опять эти растянутые гласные, вызывающие мурашки по коже. Когда-нибудь я научусь не реагировать так остро на свое имя, вылетающие из его уст. 

— Разве я тебе что-то обещал? Ты с самого начала нафантазировала то, чего не могло быть. Не моя вина, что ты придумала вместо меня сказочного принца, а потом разочаровалась в своих же сказках. 

Слова бьют хлестко. 

Я поднимаюсь, подхожу к нему и забираю из рук бокал. Демид не противится, на секунду наши пальцы соединяются и меня бьет током. Я слишком хорошо помню, что они вытворяли со мной в постели, как касались самых укромных мест, доставляя удовольствие. Он первый убирает руку, а я залпом выпиваю содержимое, закашлявшись, когда горло обжигает крепкий алкоголь. 

— Пить ты так и не научилась, — заключает Демид и берет меня за запястье. Я стою над ним, глядя сверху вниз, и первый порыв — выдернуть ладонь, не позволяя себя касаться. Ничем хорошим это не закончится, в его присутствии мне всегда тяжело думать.

— Скажи правду, — прошу его, заглядывая в глаза. Темные, они обрамлены густыми короткими ресницами, но понять по взгляду, о чем думает Демид, невозможно. — К чему подобная… благотворительность?

Я не знаю, как иначе назвать его предложение.  

— Мне нужна твоя помощь, — он тянет ближе, заставляя встать возле его разведенных в стороны колен. Это выглядит настолько интимно, что все внизу живота натягивается тугой струной. Щеки горят, и я никак не соображу, кто тому виной, Демид или коньяк, — история должна выглядеть правдоподобной не столько для избирателей, сколько для заинтересованных лиц.

— Я все равно не пойму, — но он не даёт мне договорить, вторая ладонь ложится на бедро, скользя вверх, задирая подол платья. Я закрываю глаза, хватаюсь за его руку, не позволяя пробраться выше, но мужчина слишком настойчив, а у меня против него нет никакой силы воли. Я чувствую, как бесстыдно его ладони касаются моих обнаженных бедер. Закусываю губу, чтобы не сорваться на громкий стон, когда его пальцы сжимают ягодицы. Завтра на этом месте расцветет россыпь синяков, но сегодня мне хочется ещё немного томительной боли, чтобы чувствовать себя живой. 

Когда его губы прижимаются к чувствительной коже внизу живота, я задыхаюсь, хватаю его за плечи, чтобы устоять и отодвинуться. Демид зажимает меня в тиски, не позволяя шелохнуться, и я прошу его шепотом, сама не зная, что именно — продолжить или остановиться.