Он подбежал к человеку и положил руку на плечо. Секунду спустя он уставился в чужое лицо.

***

Смерть папы оглушила Петра. Он никак не мог поверить, что ему больше не доведётся услышать добрый голос и увидеть заботливый и слегка насмешливый взгляд единственного человека, который был к нему добр.

Пока новый молодой стрелочник отпаивал его горячим сладким чаем, Пётр обшаривал глазами чужие вещи, заполнившие домик, тряс головой и никак не мог избавиться от ощущения кошмарного сна. Ему не верилось в правдивость слов о внезапном инсульте и быстрой смерти. Он отказывался принимать этот новый мир, в котором остался совершенно один.

Больше, чем смерть, Петра поразил тот факт, что папа умер ещё полгода назад, но никто даже не попытался передать эту новость в Петроград. Никто не вызвал его на похороны. В последний путь папу провожали чужие люди, которым было, по сути, наплевать на него. Они не дали ему с собой любви и сожалений. Не похоронили вместе с ним частичку своей души и сердца. В то время, пока Пётр надеялся на встречу и мечтал хоть об одной ночи в родном доме, отец уже лежал в холодной земле, а чужие руки выбросили и сожгли все его вещи.

Он вернулся в Академию зачерствевшим и окаменевшим. Чувства и желания словно растворились в бесконечном чёрном горе. Теперь он как никогда ощущал собственное одиночество. Любовь и дружба могли бы спасти его, но вечно мрачное выражение лица отпугивало от него как девушек, так и возможных друзей.

Четвёртый курс Пётр провёл в усердных стараниях. Все силы он направил на выполнение обещания, которое дал папе перед отъездом. Он вознамерился стать лучшим машинистом, чтобы попасть не на унылые местные рейсы, а на скорые поезда, пронзающие всю страну. Никто из однокурсников не мог сравниться с ним в мастерстве управления локомотивом, в точности работы с сигналами и в знании всех инструкций. По признанию главы учебного совета ещё никогда не доводилось им выпускать такого безукоризненного машиниста.

Отгремели майские грозы, отцвела сирень и отплакали июньские ливни. Пётр с честью выдержал финальное испытание и подтвердил свои уникальные знания и навыки. Теперь он мог гордо называться машинистом и ловить на себе восхищённые и завистливые взгляды людей. Ему стоило бы радоваться и веселиться, но он чувствовал лишь страшное опустошение – внутри него росла бездонная чёрная яма, которая пожирала все чувства.

На праздничном банкете Пётр безразлично принял поздравление. Когда на церемонии распределения ему торжественно объявили, что он назначается вторым машинистом на столичный экспресс, зал сотрясся от оваций, но сам Пётр совершенно ничего не почувствовал. Его переполняло холодное ощущение бессмысленности происходящего. Он знал, что ещё ни разу в истории Академии выпускника не назначали сразу на самый престижный поезд, но осознание уникальности своего достижения не грело его душу и не заставляло сердце биться чаще.

Ему дали неделю отпуска, чтобы он передохнул после тяжёлых испытаний. Петру некуда было податься и нечем было заняться вне учёбы и работы. Он не знал других мест, кроме родного угла. Он не стал долго раздумывать и направился туда, где его больше никто не ждал.

Он прибыл в город детства под утро. На небольшом вокзале было безлюдно и темно. Пожилой смотритель заснул и не подлил масла в фонари, перрон и зал ожидания тонули в мутном мраке. Пётр сошёл с поезда, медленно прошёл по перрону и сел на лавку. Он чувствовал себя обессиленным и никому не нужным. Его одолевала обида, что смерть забрала папу слишком рано.