Гранчестер яростно взревел и одним прыжком подскочил к ней, ухватил ее за руку. Алилесса коротко вскрикнула, ноги ее подкосились от ужаса, но он не дал ей упасть. Перехватив ее поперек туловища, он поднял ее как куклу, как вещь, и кинулся в спальню, яростно размахивая хлыстом, громко стуча подметками жоккейских сапог. Он не переоделся после ипподрома и от его одежды пахло животным, огромным и сильным, и сам он был словно неистовый зверь.

- Пустите, пожалуйста, - пискнула Алилесса, но он ее не слушал.

В комнате он растерзал ее, избавил от платья, вырывая пуговицы с клочками ткани, терзая и с треском разодрав подол. От ужаса Алилесса даже плакать не могла, когда он швырнул ее на постель, тяжело дыша.

Клочья ее одежды и белья валялись на полу, и туда же отправился и его жоккейский шлем, и редингот, и сапоги с бриджами.

Когда он ухватил ее, прижался к ней содрогающимся от ярости телом, она подумала что сейчас он разорвет, растерзает ее – настолько зло он действовал.

Или от ярости, или от желания он был уже сильно возбужден. Повернув ее к себе спиной, толчком бросив ее лицом ниц, грубо принудил ее встать на колени. Ухватив за затылок, зарывшись пальцами в ее золотые волосы, заставил лицом зарыться в постель, чтобы не слышать ее голоса, ее плача, ее оправданий!

Соблазнительная округлая попочка вздрагивала от страха, и он, с силой нажав на поясницу женщине, заставил ее практически лечь грудью на постель, при этом подняв зад как можно выше.

Какая белая кожа… его ладонь накрыла вздрагивающую ягодицу, пальцы сжались, стискивая мягкую податливую плоть, до боли, до красноты, до багровых пятен, до жалобного стона и всхлипываний. Очень хотелось кнутом иссечь ее, разрисовать алыми кровавыми полосами или ладонью нахлестать до алого глянцевого отека, до такой степени, чтоб было больно невыносимо его собственным пальцам, чтоб ладонь горела и чесалась…

С ненависть, с яростным рычанием он ухватил, сжал пальцы на соблазнительном треугольничке, который так полюбил целовать, стиснул нежные ткани.

Алилесса жалко и униженно постанывала, уткнувшись лицом. Под его пальцами вдруг стало влажно, и он с удивлением почувствовал ее запах. Сводящий его с ума аромат ее желания..

- Негодяйка!

Он подхватил ее под бедра, одним движением приставил к ее подрагивающему лону член и вошел грубо, одним толчком, отчего Алилесса громко вскрикнула и вся сжалась.

Причинил ей боль… а каково ему узнавать, что она , черт ее дери, звонит другому?!

Он яростно толкнулся в ее сжавшееся тело, еще и еще, входя максимально глубоко, причиняя своим отчаянными ударами боль, и она жалобно всхлипывала, вздрагивая от этих ударов.

- Маленькая паршивка!

Усевшись, он подхватил ее под колени и посадил сверху, прижав к себе спиной и держа ее ноги бессовестно расставленными. Двигаясь, поднимая ее руками, он то максимально погружался в ее тело, то почти выскальзывал из нее, и напрягшаяся головка его члена тревожила, растягивала чувствительный вход.

Алилесса, которую Гранчестер словно на кол сажал, с растянутыми в разные стороны ногами, исходилась стонами. Внутри нее словно большой металлический шар катался, такой же жесткий и гладкий, прочерчивая дорожку сплошного удовольствия в животе, из самой глубины до горящего от возбуждения входа. Шлепки ее тела о его бедра были какие-то бессовестные, жадные, и Алилесса стыдливо вздрогнула и сжалась, раскрыв глаза и увидел перед собой зеркало. Гранчестер тоже заметил, как дрогнули ее ресницы, как блеснули ее глаза и как она отвернула лицо.