— Нет! — тут же отвечаю я, тихо, но твёрдо.

Вот ещё. У меня юбка и так в лоскутах, но самой…

Впрочем, моё согласие и не требуется.

Лачих стремительным движением хватает меня, устраивает мои бёдра на своём колене — так, что я падаю на спину, и разводит в стороны ткань — рваные полосы того, что когда-то было очень приличным платьем…

Вскрикиваю, краска стыда заливает лицо. Впиваюсь пальцами в него, пытаюсь вырваться “пусти, пусти, не надо, зачем…”.

Тяжёлая ладонь придавливает меня под грудью, а жёсткий мрачный взгляд обездвиживает властной силой.

— Лежи смирно! — тихий рык заставляет меня съёжиться и замереть.

Под светом светлячка Лачих разглядывает мои голые бёдра, разводит их, осторожно касается внутренней стороны.

Я резко втягиваю воздух от боли. Он тут же прерывает прикосновение и мрачно смотрит на меня.

— Почему сразу не сказала?! — рычит он угрожающе, — у тебя тут… — он осекается и смягчает хватку. — У тебя кожа тонкая очень.

Его взгляд приобретает странное выражение. Рука на моём животе, удерживающая меня в лежачем положении, едва заметно сдвигается поглаживающим движением.

Я просто пылаю от стыда, от моей развратной позы, от того, что мы с ним наедине, от того, что он так откровенно…

— Ты не орчанка, — голос Лачиха теперь звучит задумчиво. — Это придётся учитывать. Нежная.

Новое поглаживающее движение по животу. От медленного ласкающего прикосновения с моим телом что-то совсем уж странное происходит. Сердце грохочет, лицо пылает, и в промежности горячо-горячо…

В свете артефакта-светлячка Лачих выглядит ещё мужественнее и красивее, с подчёркнутым рельефом могучих мускулов, с тёмным взглядом, рассматривающим меня.

— Посмотрел? — хрипло говорю я. — Теперь пусти. Заживёт.

— Такое быстро не заживёт, — Лачих снова переводит взгляд на мои бёдра и хмурится. — У меня мазь есть заживляющая.

— Отлично, — обрадовавшись, говорю я, — дай мне, пожалуйста, я намажу…

— Нет, — обрывает он мои слова, — я сам. Мазь с шепотками лучше работает. Духов попрошу залечить.

Кажется, я сейчас совсем… Это он меня в таком месте мазать сейчас будет?.. Трогать? Ох нет!

— Лачих, пожалуйста, — умоляюще смотрю на него. — Можно я сама?

Взгляд орка темнеет. Падает всей тяжестью на мои губы. Ох, что я опять не так сказала, что не так сделала?..

— Не проси меня так, — стискивает он челюсти и добавляет мрачно: — ты очень красива. С таким выражением, как у тебя сейчас, я сразу хочу тебя в других обстоятельствах услышать. Чтобы стонала, смотрела так умоляюще и просила “пожалуйста”.

Я буквально каменею от того, как мрачно и горячо он это сказал. Да и в моё бедро, лежащее на его ногах, упирается что-то очень-очень большое и очень-очень твёрдое.

Только и могу, что таращиться на него, во власти жгучих, непонятных, запретных чувств.

— Вот так и лежи. Молча, — тяжело роняет он.

Продолжая удерживать меня рукой, придавливая живот, Лачих достаёт из поясной сумке небольшую баночку. Вскрывает пробку одним движением большого пальца и определяет её у себя на колене.

— Я, конечно, не Сехир с его магией, — усмехается он, подцепляя немного белой мази кончиками длинных сильных пальцев, — но тоже кое-что в плане лечения могу.

12. Глава 10. Прикосновения

Прикосновение кончиков пальцев Лачиха к моей натёртой коже очень-очень лёгкое, невесомое.

Он начинает шептать что-то незнакомое, непонятное, с чётким ритмом. И при этом распределяет мазь вдоль моего бедра, с внутренней стороны.

Замираю, едва дышу от контраста между легчайшими прикосновениями его длинных сильных пальцев и тяжестью ладони на моём животе, придавливающей, ясно дающей понять — двигаться бесполезно.