— Я думаю, он вернулся, чтобы отомстить. И ведь Вера Петровна еще погибла. Кто знает, каким он стал.

Приоткрыв дверь, ведущую в подвал, я оглядываюсь и вожу телефоном, направляя луч фонарика в противоположные стороны коридора.

— Меглин мне никогда не нравился. Вспомни, как он вечно всех задирал? — бормочет Эффи. — Ну что там у тебя?

— Сейчас…

Толкнув дверь, подсвечиваю лестницу в подвал и начинаю спускаться. Сердце тревожно бьется под ребрами, во рту пересохло.

Не то, чтобы я боялась Меглина по-настоящему. Я знаю – никакой он не убийца. Но темнота и тишина огромного дома заставляют меня нервничать.

В подвале никого. Я благополучно добираюсь до распределительного щитка, открываю дверцу и вижу, что все тумблеры автомата опущены вниз.

Я щелкаю каждым поочередно. Затем включаю освещение в самом подвале. Щурясь от яркого света, лихорадочно осматриваю подсобное помещение.

Мой электросамокат… Почему он валяется?

Пока размышляю над этим, взглядом снова возвращаюсь к распределительному щитку, и у меня шевелятся волосы.

На дверце, с внутренней стороны, жвачкой приклеена старая фотография, которая должна висеть в рамке над лестницей.

Снимку чуть меньше двадцати лет. На нем трехлетнюю девочку держат за руки два мальчика – брюнет и блондин. А позади стоят их молодые матери.

— Черт. Он правда здесь был. В нашем доме… — я подношу телефон к уху. — Может, он все еще тут.

— Все! Я звоню на пост!

6. Глава 6. Костя

Толкнув дверь, я вхожу в приемную.

За офисным столом сидит симпатичная шатенка в строгой блузке – секретарь главы нашей администрации. Новенькая.

Мазнув по ней взглядом, я сразу направляюсь к кабинету руководителя.

— Простите! Вы куда?! Вам назначено? — летит мне в спину.

Я оглядываюсь.

— Да. Сделай нам кофе и никого сюда не впускай, — открываю дверь и переступаю порог.

В кабинете на диванчике из коричневой кожи сидят две роскошные милфы и распивают вискарь.

Гладкие и свежие, как у юных девушек, лица, упругие сиськи и задницы, узкие талии, стройные ноги. Эти тетки – ходячая сексуальная фантазия любого мужика, если он не гей, не импотент или бедолага с раком простаты.

Глаза, конечно, выдают их возраст.

Демидовой уже хорошо под полтинник. Топовская в этом году отмечает свой сорокапятилетний юбилей.

Моей маме было бы только сорок три...

— Что празднуем? Кого хороним? — я перевожу взгляд с коротковолосой блондинки на жгучую брюнетку.

Их накрашенные помадой рты шокированно приоткрываются.

— Надя, ты только взгляни на него! — первой с дивана вскакивает Любовь Демидова и бросается мне на шею.

Я морщусь.

Но не потому что от нее плохо пахнет. Просто Демидова пользуется одними и теми же духами уже много лет. Когда-то я находил этот аромат харизматичным и сексуальным, только сейчас меня от него тошнит.

— Пожалуйста, не болтай лишнего! — испуганно шепчет Демидова, целуя меня в щеку. А следом громко добавляет: — Костя, боже мой, как ты повзрослел!

— Здравствуй, дорогой! — с другой стороны ко мне подходит Надежда Топовская. — Как же ты хорош собой! Видела бы тебя Вера! — печально вздохнув, она гладит мою щеку и тоже целует.

У Топовской приятные духи – что-то восточное.

Я обнимаю женщин за талии и прижимаю их к себе.

— А вот вы совсем не меняетесь, мамы. Выглядите потрясно. Теперь мы смотримся, как ровесники, — лью им в уши то, что они мечтают услышать.

— Ну хватит! — отмахиваясь, Топовская не ведется на мою неприкрытую лесть.

А вот Демидова расцветает улыбкой:

— Скажешь тоже! — кладет ладонь мне на грудь и покручивает длинными коготками пуговицу на черной рубашке.