– Что она шепчет? – интересуется Марина откуда-то со стороны ног.

– Просит, чтобы не били, обещает всё сделать, – отвечает ей тот страшный, что несёт меня. – Новенький офонарел, всего за один день девку до трясучки довёл!

– Она домашняя была, – объясняет ему девушка. – Для неё вчера мир трижды рухнул, так что, сам понимаешь…

– Ребёнок совсем, – вздыхает мой кошмар, затем я оказываюсь на кровати.

Страшный исчезает, и я снова плыву в густом киселе, не воспринимая ничего вокруг себя, как будто я во сне. Наверное, я действительно сплю и мне всё кажется. Все кажутся, этого всего нет! Никого нет, а я проснусь, обниму мамочку и никуда не поеду… Хотя мамочка против объятий уже лет пять возражает, но я смогу, я сильная… Я… Пусть это будет сном! Ну пожалуйста!

– Лежи спокойно, – говорит мне Марина. – Я поем, потом тобой займусь.

Я киваю, благодарная ей за это. Смогу ли я поесть – не знаю, аппетита нет, только тошнота. Мысли о вчерашнем я гоню изо всех сил, потому что такой… использованной, я себя не чувствовала никогда. Зачем я не ушла сразу же… Сейчас поздно об этом думать. Может быть, всё дело во мне? Если бы я не показала ему, что он мне неинтересен, если бы не замахнулась, может быть, он не озверел бы так?

Я не знаю… Я ничего не знаю, мне просто страшно. Наверное, девчонки, которым меня навязали, тоже постараются как-то отомстить. Ведь я для них – инородное тело, так, кажется, врачи говорят. Значит, могут побить или заставить… ну… это… удовольствие доставлять… Или ещё что-нибудь придумают.

Я понимаю – жизнь закончена, и теперь вопрос только в том, как быстро придёт смерть. Насколько она будет мучительной, какой именно? Я просто усну или мне будет очень больно? Или станут убивать очень медленно? Я лежу и представляю себе разные варианты того, как меня будут убивать.

– Марин! – слышу я незнакомый голос. – Она кровит?

– Уже нет, – отвечает та, помогая мне подняться. – Её кабелем парень избил, а потом… дефлорировал.

– Ох… – матерно выражается незнакомка. – Она же после этого, как Танька, помнишь? Она ещё в седьмом классе повесилась.

– Ну эта просто боится, – вздыхает Марина. – Помоги мне её покормить.

Мои глаза не фиксируются ни на ком, я просто не понимаю, где нахожусь. То есть я знаю, что меня положили на кровать, но эта кровать будто плывёт в бесконечном океане, даря мне ощущение какого-то покоя и тепла. Я покорно ем то, чем меня кормят, не ощущая ни вкуса, ни запаха. Мне совершенно всё равно, что со мной будет, только боль не даёт сосредоточиться на своих ощущениях – жгуче-дёргающая сзади, тянущая спереди… Боль такая разная, что я просто погружаюсь в неё, изучая её оттенки. Это придаёт какие-то краски моему существованию.

Марина водит меня в туалет, кормит, но не тормошит, за что ей спасибо, конечно. У меня нет сил даже на эмоции, хотя плачу я, кажется, постоянно. Или плачу, или просто смотрю в потолок, изучая его в оттенках испытываемой боли. Ни за что на свете я не захочу повторения, это я твёрдо знаю, так что они могут сделать со мной, что угодно. Я действительно на всё соглашусь, лишь бы не били. По крайней мере так я сейчас думаю. Сохранятся ли эти мысли, когда я немного приду в себя?

Не знаю, что на меня нашло.

За прошедшие десять дней Вера только раз меня наказала, ну… за плохие мысли. Кажется, я привыкаю к тому, что здесь бьют, такого состояния, как в первый раз, не было больше ни разу, хоть и досталось мне… Но почему-то я посчитала, что она имеет право, и плакала несильно. А Валера зачастил, даже на коленях просил прощения, и я ему… я поверила. Что на меня нашло? Знала же, что он плохой!