– Чего застыла? – прогремел подзабытый голос, выдёргивая из заторможенности. – Оденься и приведи себя в порядок. У тебя пятнадцать минут. Жду внизу.

С такой скоростью я ещё не собиралась никогда. Умудрилась быстро принять душ, закрутить волосы в пучок, натянуть чулки и платье, сунуть ноги в лодочки без каблуков. По ступеням практически скатывалась, держась за перила, чтобы не упасть и не переломать все кости. У стола затормозила, нерешительно топчась возле Немцова. На стул или на пол? Сегодня я собака или человек? Бред. Но именно эти глупые вопросы атаковали голову.

– Сядь и ешь, – шумно выдохнул Немцов, с хрустом сжав вилку в кулаке. – Завтракаешь и ужинаешь ты теперь здесь. Без опозданий и без недовольной мины. Поддерживать беседу не стоит, как и показывать характер. Меня не волнует твоё настроение, как и твои желания.

Кивнула, тихонько отодвигая стул и присаживаясь на его край. Почему-то, в обществе Игната кусок не лез в горло, но я аккуратно цепляла вилкой омлет и тщательно пережёвывала, стараясь не показывать смятение и не становиться раздражителем для него.

Сейчас меня вполне устраивала замкнутая жизнь, если опустить минетную обязанность, поэтому боялась обострить ситуацию неправильным поведением, разозлить хозяина и вернуться к унижениям с его стороны. Ели почти что в тишине, не считая звон приборов о тарелки. Казалось, весь дом притих, замер в предвкушение спектакля. Даже Поля старалась не шоркать обовью, передвигаясь бесшумно и сервирую стол.

Игнат с невозмутимым лицом проглотил яичницу с помидорами, несколько тостов с авокадо и творожным сыром, пару блинчиков с персиковым вареньем, стакан сока, чашку кофе. Пылесосил только так, будто не ел неделю. В меня же с трудом поместился омлет, да и тот пришлось проталкивать с усилием.

Отзавтракав, хозяин встал, крикнул Поле, чтобы ужин подавала вовремя, и ушёл, не глянув на меня. Через пять минут послышался рокот мотора, подъехавшего автомобиля, шелест шин о брусчатку, покрытую утренней влажностью, и всё это растворилось в тишине, подсвеченной яркими, солнечными лучами.

Странно, но утреннюю порцию удовлетворения Немцов променял на совместное застолье. То ли нашёл куда приткнуться, то ли натёр прибор накануне длительным трением.

– Может всё теперь образуется? – с толикой радости произнесла Полина, убирая тарелки и не скрывая доброй улыбки. – Он успокоится и отпустит тебя.

– Сомневаюсь, – качнула головой, не допуская самой мысли о полной свободе. – Игнат обязательно что-нибудь придумает, чтобы взять всё сполна, а потом выбросит поломанную в канаву.

Вернулась в спальню, обдумывая произошедшее или не случившееся. Вроде, радоваться надо, но меня преследовало стойкое чувство незаконченности нашего общения. До какого-то невменяемого зуда захотелось позвонить папе или Наталье, выговориться, услышать слова успокоения, но я в очередной раз передавила себе глотку, чтобы не рвануть и не совершить непоправимую глупость. Всё потом, через девять месяцев. Скорее бы они прошли.

Ужинала я одна. Игнат почему-то не пришёл, хоть и обещал вернуться вовремя. Размазав по тарелке овощи и раскрошив рыбу, поняла, что аппетита совсем нет. Какой-то невроз не давал сконцентрироваться на еде. Не просто так Немцов ведёт себя как паинька. Кружит, как лев вокруг жертвы, играется, ждёт пока расслаблюсь, чтобы ударить побольнее.

Измучившись и не дождавшись хозяина, легла спать, только сон совсем не шёл. Прислушивалась к каждому звуку, вертелась в кровати, то откидывала одеяло, мучаясь от жара, то накрывалась, начиная мёрзнуть на нервной почве. В какой-то момент провалилась в серь, но сразу подорвалась, услышав щелчок замка.