Смешно, но спустя пять дней в его доме, для меня такая жизнь постепенно становилась нормой. Я всё чаще погружалась в себя, отключаясь от реальности и не замечая отсутствия одежды, не реагируя на присутствие людей, не откликаясь на злость Игната.

Даже угол в спальне, где я проводила большую часть своего времени, стал родным, будто меня туда заселили ещё в младенчестве и сказали, что теперь это мой маленький домик. В нём было комфортно лежать, невидяще пялясь в окно или в стену.

Больше не пыталась найти причины чёрствости и ненависти Немцова, не мучалась вопросом «почему?». Он просто такой, со своими тараканами, со своими пристрастиями, со своими взглядами на досуг и на живность в доме в моём лице. Странная эта сука-любовь. Тебя унижают, над тобой издеваются, твою душу втаптывают грязными кирзачами в ад, а сердце не может отказаться от неё, как бы ты не пыталась выдрать.

Всегда удивлялась приспособленности крыс и тараканов. Что бы на них не выливали, как бы не травили, они привыкали к любым условиям, с двойным усилием начиная плодиться и размножаться. Вот и я, как крыска или тараканчик, принимала в себя всю грязь, срастаясь с ней, впитывая её, становясь роднее что ли…

Бред, конечно, но изоляция, тишина, запрет говорить, постоянный холод, изматывающее чувство стыда, скорее всего стали притуплять мозговую деятельность. Смотреть с надеждой на очередной пакет в руках Игната и, всего лишь, испытывать малюсенький укол разочарования, когда к мои ногам летел чулок, затем второй, на четвёртый день пояс с подвязками.

Немцов не обманул. Поощрения выдавались стабильно после изматывающего контакта перед сном. Только они больше издевались, чем одевали, лишний раз указывая на моё место. Полина тяжело вздыхала каждый раз, видя меня в обновке, качала головой и со свистом выдыхала воздух. В моём полузомбированном состояние я уже не могла оценить даже этой жалости с её стороны.

На шестой вечер Игнат ворвался в спальню излишне возбуждённым, нервным, заведённым что ли. Как будто принял что-то запрещённое, разогнал адреналин до бешенной скорости и никак не может остановиться.

– Надевай, – кинул в лицо свёрток и в нетерпение качнулся на пятках. – У меня для тебя сюрприз.

От его насмешливого взгляда и от издевательской интонации, с которой он произнёс слово «сюрприз», под языком неприятно засосало. Больше походило на очередную подлость с его стороны, но разве был у меня выбор?

Вытряхнула из пакета щедрый дар хозяина, сглотнув очередной ком разочарования. Микроскопическая комбинашка чёрного цвета из прозрачного шифона, отстроченного тонким, красным кружевом. Подавила возмущение, навешивая маску послушания. Поняла уже, что, если покорно выполнять приказы, не взывать к жалости, молчать и не давиться слезами, и в роли рабыни можно сносно существовать.

– Поторопись, – процедил сквозь зубы, сбрасывая пиджак с галстуком и подворачивая рукава рубашки. – Поля на стол накрыла. Время ужина здесь по чёткому расписанию.

Просунула руки в тонкие лямки, почувствовала приятное скольжение ткани по коже. Кажется, забыла ощущение прикрытого тела. Да, абсолютно блядский наряд. Да, совершенно ничего не скрывает, а наоборот, подчёркивает только развратность хозяйки, но этому сумасшедшему чувству незримой защиты я была по-человечески рада.

Подцепив цепь, Игнат пошёл выгуливать «нарядную» собачку. По лестнице спускалась бочком, стараясь снять нагрузку с покоцанных коленей. Может, через пару месяцев они привыкнут к грубому трению, но пока ступени болезненно впивались в суставы.