Поднялась на ноги, дождавшись контрольных шлепков по щекам, обмоталась полотенцем, противно царапающим по замёрзшей коже, склонилась над раковиной, смывая вспененную слюну со сгустками спермы. Отвратительное ощущение беспомощности и безнадёжности. С упоением прополоскала рот, выдавила на палец пасту и размазала её по языку и зубам, жадно вдыхая свежий аромат мяты.

Игнат ждал меня в спальне, держа в руке ошейник и брезгливо осматривая съёжившееся тело и волосы, свесившиеся мокрыми сосульками. Молча опустилась на колени, слегка отклоняя в бок голову и подставляя шею. Поморщилась от стягивающего ощущения, глотая вновь подступившую тошноту.

– Помимо наказаний, я решил ввести поощрения, – похлопал меня по макушке Игнат, старательно демонстрируя моё положение дворовой суки. – За хорошее поведение будешь получать один элемент одежды. Глядишь, через неделю будешь ползать одетая.

Ублюдок! Поощрять он собрался! Непотребные слова рвались наружу, но я с усилием придавила их, зарывая подальше. Откинулась назад, заглядывая в красивое и надменное лицо. За что моё сердце когда-то откликнулось на него? Избалованный деньгами и властью мальчик, лишённый чести, фамильной гордости и сострадания. Извращённый пороками и безнаказанностью.

– Заработала, – как пощёчину, бросил у ног резинку для волос, с язвительным интересом наблюдая за моей реакцией. – Научишься отсасывать от души – возможно, получишь трусики.

Подцепила пальцами резинку, раскатала по руке, оставив на запястье. Не решилась собирать в хвост единственную защиту наготы. За завесой волос появлялась маленькая, призрачная стена от чужих, порицательных взглядов. Да, прозрачная, за которой не спрячешься, но если закрыть глаза, отрешиться от реальности, то в уме она становилась затонированной, скрывающей истекающую слезами душу.

В столовой нас встретила только тётя Поля. Никогда не устану её благодарить за незаметную для Немцова заботу и поддержку. Она натянуто поздоровалась, расставляя посуду на столе. Рядом со стулом Игната оказался постеленный коврик. Полина постаралась или Игнат приказал? Какая разница…

К ногам плюхнулась тарелка с сырниками, ягодами и горячими круассанами, а чуть в стороне приземлился стакан с свежевыжатым апельсиновым соком. Есть совсем не хотелось, горло нещадно саднило, но я всё равно заставила себя покрошить и проглотить половину порции.

После завтрака Игнат отвёл меня в спальню, оставил в привычном углу и вышел, заперев на замок за собой дверь. С облегчением выдохнула, оказавшись одна в закрытой комнате. Временная передышка без Немцова, переполненного злостью и властью, без нечаянной заботы тёти Полины, относящейся ко мне как к дочери, без безмолвных свидетелей в виде стен этого дома, принимающих меня когда-то по праздникам и в новогодние каникулы.

Хотелось рушить всё, кричать, рвать волосы и истерить. Что же ты делаешь, Игнат? Неужели в твоём сердце не осталось человечности?

Вместо этого свернулась в углу, отвернувшись от двери, подтянула ноги и позволила себе окунуться в счастливое, как оказалось, недавнее прошлое, заливая его солёными слезами.

8. Глава 8

Моё существование превратилось в день сурка. Пятнадцать минут в ванной, утренний минет, тарелка с завтраком на полу, после него полное одиночество. С приходом Немцова ужин, культурная программа, включающая спортивный зал, просмотр телевизора в гостиной, работа с бумагами в кабинете. Всем этим занимался Игнат, а я смиренно сидела на коленях.

Сложнее всего давался вечерний минет. Если утром хозяин кончал быстро, то перед сном он с каким-то извращённым удовольствием растягивал процесс. Приходилось отрабатывать до ломоты челюстей и до непроходящих мозолей на коленях.