Как завалилась на бок, так и лежала, рискнув подтянуть только колени к груди и обнять их, содрогаясь в безмолвной истерике. Тело пробивала крупная дрожь, цепляясь и обвивая позвонки, по венам сочилась ледяная лава, вымораживая изнутри, во рту стоял отвратительный вкус спермы, раздражая повреждённое горло. Казалось, в нём не осталось живого места, а каждое сглатывание сопровождалось болезненным спазмом.

Корчась от ломки в костях, поняла, насколько замёрзла без привычной одежды. Сбрасывая её перед принятием ванны, обнажаясь перед тем, как заняться сексом, не испытываешь такой нехватки и потребности в ней. Сейчас же меня маниакально плющило от желания натянуть и укутаться хоть во что-нибудь. Брось мне половую тряпку, и я была бы рада ей больше, чем когда-то новой шубке.

Странно, но, скорее всего, сработала защитная реакция организма. Вместо воспоминаний сегодняшнего вечера, меня терзали картинки детства. До сих пор не могла принять такого изменения друга. Что случилось с тем Игнатом? Откуда в нём столько жестокости? За что он так со мной? Чем я ему не угодила?

Постепенно мои рыдания перешли в нервную икоту, звонко щёлкающую в темноте, пропахшей густой похотью. Зарылась лицом в колени, чтобы снизить громкость и не тревожить сон хозяина, и морщилась от исходящей от меня вони. Навязчивая потребность в ду́ше стала тем самым рычагом, который на время отключил другие переживания. От засохших следов «любви» Немцова стянуло кожу, и невыносимость терпеть на себе грязь сводила с ума.

Не рискнула пошевелиться и посетить ванну, хоть через некоторое время захотелось не только в душ. Страх удерживал на месте, а вместе с ним снова навалилась истерика, переходящая в апатию. Так я себя чувствовала после ревностного всплеска, когда первый раз увидела Игната, тискающего девицу. Именно тогда, пролежав два дня в кровати, тупо пялясь в стену, пройдя все стадии от ненависти до смирения, переболев, я поняла, что Немцова стоит любить на расстоянии, не теша себя надеждой быть когда-нибудь с ним.

Как нельзя кстати пришлась фраза: «Бойтесь своих желаний. Иногда, они могут сбываться». Сбылось… Сейчас я в его спальне, несколько часов назад делала минет, что в нормальной ситуации можно было бы посчитать за сексуальный контакт… Только место моё на полу, а на взаимное удовольствие права не выдавали, как и на свободу.

Папа всегда говорил, что я похожа на маму. Такая же упёртая и свободолюбивая. Он с тоской повторял, что посадить на цепь меня невозможно. Я всегда буду смотреть на волю, пока не сломаюсь и не уйду. Как же так получилось, что на мне ошейник, и от свободы отказалась сама? Как папа позволил загнать в ловушку себя и позволил попасть туда мне?

Ни разу не усомнилась в честности отца. Мы всегда жили по средствам. Отпуск за границей раз в год, при поступлении на бюджет в подарок автомобиль средней ценовой политики, купленный на отложенные для обучения деньги, сезонный шопинг не в особо брендовых магазинах. Папа мог бы тратить больше, зарплата позволяла, но он никогда не стремился к роскоши и излишествам, предпочитая вложиться в ценные бумаги, чтобы потом у меня была подушка безопасности.

Я готова была отдать всё. Отказаться от дома, квартиры, счетов и бумаг, лишь бы не проходить через унижение и весь этот ад. Согласна была на комнатку в коммуналке и работу продавцом в супермаркете, только бы не ползать голышом перед посторонними.

За окном темнота растворилась в серости, сквозь прозрачные занавески вползая длинными тенями в комнату. Языки полумрака лизнули кровать, исполосовали сумрачными кляксами безмятежно спящего Игната. Сволочь! Как можно причмокивать и улыбаться во сне, когда так поступил с человеком?