– Девочки, вы когда собираетесь спать? – немного раздражённо спросила Люда.

– Да уже ложимся! – весело ответила Ириша и снова хихикнула.

– Вы не одни живёте! Надо и других уважать!

– Да ложимся, успокойся уже, – беззлобно ответила Лида и добавила Ире: – Завтра давай.

Как только погасла последняя лампа и по комнате пролетел облегчённый вздох Новосёловой, Козичева запрыгнула на кровать и открыла форточку.

– Не открывай! – вскочила Маша, подбежала к окну и испуганно оглядела сад.

– Почему? – удивилась Лида и расплылась в довольной улыбке – точно кот, нашедший сметану.

– Просто не надо. Пожалуйста...

– Трус он и есть трус.

– Да не трус я! – возмутилась девочка и подумала, что бы сделала Козичева, если прямо на её глазах женщина пенсионного возраста с лёгкостью сиганула на дерево.

– Быка бешеного испугалась, а теперь чего?

– Да всё равно мне на быка, если хочешь, пошли посмотрим.

– Давай! Завтра вечером! После отбоя!

– Вы спать ляжете или нет?! – приподнялась на локте Люда и сердито нахмурилась. – Завтра вставать в семь утра!

Маша умоляюще покачала головой, смотря на Козичеву, но та ехидно улыбнулась и распахнула форточку ещё сильнее.

– Лида! Закрой! Комары зажрут! Я вчера и так двоих убила, – неожиданно помогла комсорг, и Иванова с благодарностью посмотрела на неё. – Будем днём проветривать, а на ночь закрывать.

Скрипнула железная кровать, и Маша укуталась в одеяло, совершенно не замечая чужое постельное бельё. Сон никак не хотел к ней приходить, а чёрные силуэты деревьев на фоне тёмно-синего неба рисовали отвратительную высохшую женщину с ледяной хваткой.

5. Глава 4. 12 июня 1979, вторник

– Игорёша! – донёсся сдавленный, но удивительно радостный возглас Валентины Михайловны, и Маша открыла глаза. – Ты как здесь? Надолго?

Больше девушка ничего не узнала – послышались торопливые шаги, глухо ударилась дверь, и всё стихло. Маша села на кровати, чувствуя, как боль стискивает мышцы в самых необычных местах. Вот она – трудовая жизнь в колхозе «Заря коммунизма». Из окна в комнату лился застенчивый солнечный свет, а коренастые яблони разбросали ветви под ярко-голубым небом. Иванова сонно бросила взгляд на одеяло. Изнутри медленно, настырно и неудержимо поднималась ярость. Быстрее, чем мозг успел подумать, Маша кинулась к кровати Новосёловой, грубо сдёрнула одеяло и, схватив комсорга за ногу, сволокла на пол.

– Что ты делаешь?! – завизжала мгновенно проснувшаяся Люда. Через секунду по её лицу пробежало понимание, а затем злоба. Девочка одёрнула белую ночнушку и вскочила на ноги.

– Где моё бельё?! – кричала не своим голосом Маша.

– Послушай... Я хочу тебе сказать...

– Где! Моё! Бельё?!

– Маша! Я пытаюсь тебе помочь влиться в коллектив! Понять, что только вместе мы все сильны! Одиночки не выживают!

– Значит, воровством ты решила направить меня на путь истинный?!

– Девочки, что случилось? – в комнату вбежала взволнованная учительница. Со щёк ещё не сошёл радостный румянец, но в глазах уже светилась тревога.

– Она украла мои вещи! – Маша широко расставила ноги, точно боялась упасть, и ткнула указательным пальцем в растерявшуюся Люду.

– Я ничего не крала! – побледнела та, бросилась к своей тумбочке и поспешно достала оттуда белое бельё, свёрнутое в тугой ком.

Валентина Михайловна пригладила юбку, явно не понимая, как правильно поступить, но тут за её спиной показался симпатичный молодой человек, немногим старше девочек, и те испуганно кинулись к кроватям – на школьницах были одни ночные сорочки...

– Игорь, выйди! – строго приказала учительница, и парень вышел, но при этом не забыл улыбнуться перепуганной Маше, что прижала к груди общественное одеяло.