Где-то впереди послышался шорох, и девушка встрепенулась. Она не боялась темноты, но сейчас, когда чувства были растревожены песней, от которой не удалось сбежать, ей стало не по себе. Прекрасный летний вечер на мгновение приобрёл страшные черты, и Маша решила вернуться.

– Подожди, – сказал очень знакомый женский голос из тьмы. – Я тебя искала...

Девочка застыла, ещё не понимая, бояться ей или нет. Она тщетно пыталась вспомнить, кто к ней приближается, но, когда из-под раскидистой яблони вынырнула Галина Александровна, секретарь колхоза, Маша насторожилась. Что она здесь делает?

– Почему ты ушла от ребят? – ласково спросила женщина.

– Просто так...

– Тебе стало грустно?

– Немного.

– Это всё из-за отца?

Вопрос заставил девочку насторожиться ещё сильнее.

– Да нет...

– Ты, наверное, думаешь, что его отъезд совпал со смертью мамы не случайно?

Маша об этом никогда не думала, но подумала теперь. Едкий укол обиды всё-таки существенно отозвался в груди. А что, если...

– Мужчины не умеют горевать, – тем временем продолжала Галина Александровна. Её худющая, практически скелетообразная фигура становилась всё ближе. – Они не признают чувств и пытаются сбежать от них. Крайний север – лучшее для этого место.

– Откуда вы знаете? – стараясь говорить спокойно, спросила Маша, и от секретаря вдруг повеяло холодом. Нечеловеческим, чуждым, замогильным...

– Точно не знаю, но предполагаю. Бросить дочь, дёрнуть её из школы, привезти в деревню к матери, когда учиться осталось всего ничего...

– Он военный. Он не может решать, где ему жить и работать, – с вызовом ответила девочка.

– Всё они могут, надо только попросить.

– Ладно, я пойду, – не захотела продолжать разговор Маша, но ледяная рука крепко схватила её за плечо. – Не трогайте! – в ужасе вскрикнула девочка и шарахнулась за яблоню. Женщина высоко подпрыгнула, совершенно неестественно и не свойственно её возрасту, и оказалась между раздвоенных стволов.

Школьница кинулась бежать. В ушах отчаянно бухало сердце, от страха подгибались колени, но треск и шорох за спиной гнал её вперёд. Наконец девочка вынырнула из-за интерната и оказалась на площадке. Там всё ещё горел костёр и сидели довольные школьники, а в воздухе витало такое умиротворение, что произошедшее в колхозном саду казалось галлюцинацией.

В этой роще березовой,

Вдалеке от страданий и бед,

Где колеблется розовый

Немигающий утренний свет...

...пел чистый голос Валентины Михайловны, который так и хватал за живое. Маша вернулась на своё место и никак не могла отдышаться. Она заставляла себя смотреть на воодушевлённую, необыкновенную и волшебную женщину, но чёрная мгла сада, что окружала интернат, тянула внимание на себя.

– Так, ребята, а теперь отбой! – звонко возвестила учительница, а Машу будто прошибла молния. Придётся возвращаться в комнату и ложиться спать, стараясь не смотреть в окна. Ведь они выходили именно туда...

Девочки и мальчики нехотя побрели интернат, изредка и с надеждой оборачиваясь на Валентину Михайловну. Она задумчиво перебирала струны, смотрела на догорающий костёр и не собиралась затягивать новую песню.

Люда зашла в комнату первой, быстро разделась и молча легла. Ириша и Лида ещё переговаривались и слонялись по мелким делам: то причёсывались, то показывали друг другу платья для танцев, то о чём-то хихикали. Маша не спешила ложиться. Сперва она просто сидела на кровати, а затем включила лампу и принялась читать. Но смысл слов не доходил до сознания и вскоре она бросила это занятие, щёлкнула выключателем и уставилась в окна.