Хороший вопрос.

За всё время, что я знала Дударева, он ни разу не произнес заветное, такое сакральное и долгожданное для любой женщины слово. И в то же время… я не нуждалась в нем. Зачем? Когда каждое его действие говорило само за себя. И если вначале я осторожничала, боясь оказаться использованной, то сейчас сильно жалела, упрекала себя на каждом вдохе, что так и не призналась в своих чувствах первой. Сколько раз порывалась – и всё сдерживалась. Боялась чего-то. Постоянно оглядывалась назад на притаившуюся за плечами семью. Боялась подорвать эмоциональное здоровье сына, растревожить его сердце, вызвать в свою сторону обиду и слёзы. Боялась получить полный презрения взгляд со стороны родных. Боялась неодобрения, осуждения, проклятий. Я постоянно чего-то боялась. Постоянно оглядывалась назад.

Вот бы вернуть время вспять, я бы… Теперь бы точно не оттолкнула, побоявшись броситься в пропасть. Наоборот, не спешила бы в то утро домой, не убегала сломя голову. Всё равно итог получился один и тот же. Лучше бы я тогда насладилась каждой, проведенной вместе минутой, ловила каждый вздох и взгляд, нежели замыкалась в себе, избегая запрещенных чувств.

Лучше бы. Если бы. Слишком много «бы». И что самое обидное, это озарение пришло ко мне с осознанием возможной потери любимого человека. Слишком поздно.

— Приехали, — вырвала меня из лабиринта невесёлых дум Зыкина, расплатившись с таксистом.

Я вышла из машины, рассматривая переполненное журналистами крыльцо частной клиники, и сделала неуверенный шаг в их направлении.

— Подожди! — преградила путь Таня, взволновано оглядываясь по сторонам. — Ты пока тут подожди, а я схожу, разузнаю, что да как? Уверенна, там полно охраны и вряд ли к нему пустят каких-то там воспитательниц.

Я ожидаемо заупрямилась. Таня едва не рыкнула на меня, устав бороться с моей твердолобостью.

— Сама подумай, на него было совершено покушение, — прилетело от неё безапелляционно. — Это не просто авария, Юль. Его пытались убить, понимаешь?

Убить? Только сейчас до меня начал доходить смысл этого слова. Убить… То есть, лишить жизни целенаправленно, преследуя свои интересы? Почему именно Вал, что он такого сделал? Неужели он занимался чем-то противозаконным? Стало страшно… и неимоверно стыдно. Оказывается, у него были проблемы, о которых я даже не представляла. И именно в этот миг вспомнились слова мужа, когда он распекал меня на кухне, предупреждая не делать из него дебила. Тогда, среди привычных угроз Глеб обронил один интересный момент, на который я не сразу обратила внимание. Я вспомнила, как он говорил, что Вал непостоянен. Что он вращается в криминальных кругах и что весь его бизнес – сплошные махинации. « ...Не будет он с тобой! И не потому, что я помешаю, нет. Ты сама вскоре поймешь, перед кем раздвинула ноги, предав не только меня, но и нашего сына». Что он тогда имел в виду?

Интуиция вопила, пронизывала сердце страшной догадкой, что за обстрелом Дударева мог стоять муж. Мог же, особенно после того, как узнал о его возможном отцовстве. Однако прикрывшийся логическими доводами разум, тут же пускал в ход тяжелую артиллерию, напоминая, что не такая уж Глеб и влиятельная шишка, чтобы провернуть в одиночку покушение. Если только… ему не помог Цыганов.

Нет, нет, бред же. Причем тут Матвей? Сидели же вместе в клубе. Отдыхали, смеялись, шутили. Руки друг другу пожимали, открыто общались. Неужели муляж, ради отвода глаз? Тогда почему именно Вал, а не тот же самый Студинский? Знаю, что на все эти вопросы у меня вряд ли найдутся ответы. Возможно, и не стоило внедряться во всю эту непонятную для меня систему. Всё равно, кто бы ни стоял за покушением – легче от этого не становилось. Лично мне – нисколечко. Мне бы только взглянуть на Вала, хоть бы услышать, что его жизни ничего не угрожает, и клянусь, я бы сразу ушла.