— Значит, всё-таки домой? — неодобрительно нахмурил брови Филипп Бенедиктович, когда я принесла ему бланк с результатами обследования.

— Да. Я уже вам объяснила, что у меня в семье проблемы, и как бы мне не хотелось… — отвела взгляд, переминаясь с ноги на ногу, — я не могу пройти назначенное вами лечение на стационаре.

Дабы скрыть от внимательного прищура заметное дрожание колен, я так и осталась стоять у двери, боясь сделать шаг. Слабость от пережитого потрясения давала о себе знать, и стоило признать – чувствовала я себя не лучше.

Бенедиктович закрыл карту, небрежно отбросил её на край стола.

— Да вы за ветром шатаетесь от слабости. То, что удалось остановить кровотечение – чудо. Лежите и радуйтесь.

— Вы не понимаете… — вспыхнула я, продолжая упрямиться.

— Вы можете уйти, — перебили меня хмуро. — Я не в праве вас задержать, но я не гарантирую, что кровотечение не возобновится. Не думаете о ребенке – подумайте о себе.

Я промолчала. В тот момент я могла думать только про дорогих сердцу людей.

— Я не понимаю, — качнул он сокрушительно головой. — У вас такой диагноз, беременность под угрозой и вы, судя по вашей реакции, хотите её сохранить, тогда в чем проблемы? У вас дома ребёнок на грудном вскармливании или парализованная мать, за которой некому присмотреть? Вы отдаете себе отчет, что не дай бог у вас откроется кровотечение – вы не только потеряете плод, но и сами окажетесь под угрозой.

— Отдаю, — потупила взгляд, рассматривая свои босоножки. — Выпишите мне лекарства, назначьте лечение, и я обещаю следовать всем указаниям. Сейчас я чувствую себя хорошо, и поверьте, — подняла глаза, борясь с низким давлением, — если бы не обстоятельства – я бы никогда не ушла.

Заведующий свернул вчетверо исписанный непонятным почерком лист, и тоже положил его на край стола, то ли случайно, то ли специально, решив проверить правдивость моих слов.

— Больше не смею вас задерживать. Ваше здоровье – в ваших руках.

Прикусив со всей силы щеку, я показушно улыбнулась и, собрав всю волю в кулак, уверенной походкой подошла к столу. Не знаю зачем, но мне хотелось, чтобы он уверовал в мое скорое выздоровление со спокойной душой. Таких специалистов, докторов, призванных спасать человеческие жизни, заботиться о пациентах, лично в нашем городе можно было сосчитать на пальцах одной руки.

— Чтобы не произошло в вашей жизни, — произнес Филипп Бенедиктович, поймав меня за протянутую за назначением руку, — пообещайте, что отнесетесь к своему здоровью со всей серьёзностью. Вы не представляете, настолько коварна тромбоцитопения без полноценного лечения.

Признаться, я так и не успела свыкнуться с этим диагнозом. Раньше ведь всё было хорошо. Меня ничто не тревожило, ничего не болело. Возможно теперь, когда я прекращу прием противозачаточных, проблема уйдет сама и мне не нужно будет пить все эти лекарства.

— Обещаю, — заверила пылко, искренне веря, что раз кровотечение прекратилось, дальше я сама смогу поддерживать свое здоровья без пребывания под наблюдением.

Хорошо, что Таня не слышала нашего разговора, прогуливаясь в это время по коридору, иначе она бы собственноручно приковала меня к больничной койке.

Поблагодарив доктора, я как можно скорее покинула кабинет и, навалившись на дружеское плечо, попросила съездить со мной в больницу. И как бы Таня не отговаривала меня, заявляя, что Валу сейчас пофиг на мое присутствие, я всё равно стояла на своем, чувствуя, что если не узнаю с первых уст о его состоянии – могу просто сойти с ума.

3. Глава 3

Весьма самонадеянно и не менее глупо было рассчитывать на то, что мне каким-то образом разрешат увидеть Дударева. Таня пыталась остановить меня, беспрестанно жужжа над ухом, что никто не подпустит нас к нему и на пушечный выстрел. Мало того, мы даже не состояли с ним в каком-либо родстве и были «обыкновенными смертными». Кто такие? Чего хотим? С какого перепугу меня должны подпустить к заместителю мэра, если я ни разу не была с ним на людях в статусе приближенной. Это Марина успела засветиться с ним на страницах нескольких издательств и примелькалась в качестве какой-никакой, но девушки, а я? Кто я такая?..