Вот почему так, а? Одним всё, а другим… ничего хорошего. Кто-то вернулся в семью, подобрав хвост, ещё и прикрывшись беременностью, а кому-то прилетел втык от родителей. Кто-то с легкостью сбежал из города, оставив после себя сплошные руины, а кто-то даже с разорванным в кровавое месиво сердцем продолжал любить не смотря ни на что. Где справедливость?

— Ладно, собирайся, нам ещё на УЗИ нужно успеть, — напомнила Люда, миролюбиво приобнимая дочь за плечи. — Кстати, что ты решила с университетом? — затронула наболевшую тему, подталкивая упрямицу к двери. — Сразу переведешься на заочное или попробуешь с полгодика на дневном?

То, что дочь проводила сутки напролет у кровати не заслуживающей её любви кобелины, саму Люду невероятно подбешивало. Вот ни в какие ворота, если уж честно. Её Мариночка молодая, красивая, весёлая – а уже с разбитым сердцем. Да возьми и плюнь на всё, начни жить для себя. Так нет же! Будто на одном Дудареве свет клином сошелся.

Марина глубоко вздохнула, отмечая, насколько быстро пролетело время. Казалось, только пришла, а уже надо уходить. Если бы не обследование, осталась с Валом до самого вечера, читая вслух рекомендации для будущих родителей. Однако мама права, УЗИ сейчас важнее. Прежде всего она должна убедиться, что с ребёнком всё хорошо, всё остальное могло и подождать. Но почему-то было ощущение, что именно сегодня, в столь знаменательный для неё день, Вал выйдет из комы. С самого утра не отходила от него ни на шаг, высматривая на любимом лице малейшие признаки пробуждения. Но сколько не рвала глаза, сколько не читала вслух и молилась, состояние Вала оставалось неизменным. Он всё так же лежал в одном и том же положении, с теми же закрытыми глазами и редким подергиванием рук.

— Конечно на заочное, — вздохнула разочаровано, бросив прощальный взгляд на Дударева. — Если Вал не очнется в ближайшее время, я буду рядом с ним столько, сколько понадобится.

— Только отцу этого не говори, ага? — простонала Люда, прикрывая за собой дверь. — А то он и так едва сдерживается.

И ведь не заставишь, не посадишь под домашний арест, мало ли что там на уме. После всего пережитого не сильно-то поупорствуешь, ставя запреты. Пускай посидит, посмотрит. Может, со временем и надоест. Это Марина пытала надежды, веря во всякие там сказки, а вот Люда была реалисткой и всё прекрасно понимала. Не было разницы, выйдет Вал из комы или останется в ней – итог всё равно будет один и тот же. Вот только как вдолбить эту простую истину влюбленной дурочке – до сих пор оставалось под вопросом.

Как только за ними захлопнулась дверь, датчик, отвечающий за измерение пульса, призывно запищал, извещая дежурившую в соседнем кабинете медсестру о произошедших изменениях.

Заглянув в палату, она поспешила к расположенной у изголовья пациента аппаратуре и поизучав их некоторое время, взволновано выскочила из палаты. Покоившаяся на белоснежной простыне рука снова дернулась, теперь уже в разы заметней, и вяло поползла вверх, накрывая ноющую грудь холодными пальцами.

Боль - это первое, что почувствовал Дударев, придя в себя. Зато сознание… оно не спешило возвращаться, блуждая по лабиринтам памяти. Странные и такие смутные ощущения… Хотелось открыть веки, но на них словно положили тонны неподъемной тяжести.

Опасаясь и сам не понимая чего, Вал всё же решается открыть глаза и тут же щурится от яркой вспышки. Солнечный луч. В этот момент он проходит по палате ослепляющим прожектором и, вызвав в уголках глаз непроизвольное слезоотделение, исчезает за набежавшей тучей.