— Мам, не начинай.

— Говорю, как есть. Правда, она такая, глаз режет ухо колит. Неприятно, зато без розовых очков. Я видела, что толку не будет, но никак не ожидала, что ты настолько слетишь с катушек. А если он останется инвалидом? Лично я за ним ухаживать не собираюсь, так и знай!

— Да сколько можно?! — вспыхнула Марина, повернувшись к матери. — Я ведь уже сказала, что была в зюзю и не контролировала свои поступки. У меня и в мыслях не было покончить жизнь самоубийством. Даже психологи подтвердили сей факт, а ты всё никак не успокоишься! Хватит, мам. Никуда он не денется. Я так-то ношу под сердцем его ребёнка, понимаешь? Его! Что? — вскинула бровь, увидев на лице родительницы неприкрытый скептицизм.

— Извини, но это за пределами моего восприятия. Я понимаю, любовь и всё такое, но гордость ещё никто не отменял. Тебя предали, тебя бросили, а ты… ааа, — махнула в сердцах рукой, скользя по Дудареву переполненным презрением взглядом. Так ему и надо.

— А это мы ещё посмотрим, мам. Лично я так просто не отступлюсь. Сначала он признает ребёнка, а потом, вот увидишь, свыкнется и с моими чувствами. Я покажу ему, что такое настоящая любовь и что всё это время он… — болезненно скривилась, часто-часто заморгав ресницами, — кхм… не важно, в общем. Он поймет в конце концов, что там любовью и не пахло. Оглянись вокруг, мам! Кого ты видишь? Видишь ту дрянь? Ауу, Юля-я-я, — протянула насмешливо, стараясь не выказывать перед матерью испытываемой ломки.

Однако Люда тут же осекла её стёб, напомнив об одном важном моменте:

— Моя сестра может и дрянь, но и твой Вал не святой. В измене, как и в отношениях – тоже присутствуют двое. Я не понимаю, у тебя гордость вообще есть? Ты осознаешь, что он бросил тебя? Бро-сил. А ты до сих пор на что-то там надеешься. Марин, послушай меня внимательно: ещё не одна баба не привязала к себе мужика с помощью ребёнка. А если и получилось охомутать – счастья там не было. Я не хочу для тебя такой участи. Оставь его. Отпусти. Пускай как хочет, так и устраивает свою жизнь, если, конечно, очухается. А мы с папой поможем тебе стать на ноги, будем поддерживать, помогать растить малыша. Глядишь, и любовь свою встретишь истинную. Настоящую. Взаимную.

— Ты не понимаешь, — наклонилась Марина к Дудареву собираясь поцеловать. Легкое прикосновение к колючей щеке, ставшей уже ритуалом, вызвало в груди щемящее томление. — Мне не нужен никто другой, я Вала люблю.

— Ой, Марина, и в кого ты только такая твердолобая?

Та сдвинула плечами, продолжая рассматривать лицо любимого. Иногда она брала его руку и прижимала к своему животу, представляя, как Вал выйдет из комы и по достоинству оценит её верность. Кто бы там что не говорил, а то, что он приехал к ней той ночью, говорило само за себя.

Да, натворила делов, сейчас Маринка понимала это как никогда и с содроганием вспоминала пережитый кошмар. И чем только думала? А если бы и правда умерла, кому тогда что доказала? Да Юлька бы первой обрадовалась. Зря она тогда нажралась этих таблеток, ой зря-я-я… Это сейчас поумнела и переосмыслила за прошедший месяц некоторые моменты, поняла, где допустила ошибку и как стоило действовать на самом деле, а тогда чёрная ревность настолько затопила мозги, нашла помутнением, что ничего не соображала.

Жалела о содеянном, не то слово. Когда сказали, что сей выходкой она поставила под удар здоровье будущего малыша – едва не сошла с ума. Это всё та дрянь виновата. Это она соблазнила Вала, вскружила ему голову, запудрила мозги. Если бы Марина раньше открыла глаза – ничего бы из этого не было. Нужно было сразу бить тревогу, как только Вал назвал её Юлей в пылу страсти. А она что-то там выжидала, сомневалась.