Поймав на себе мой взгляд, Глеб довольно улыбнулся.

— Если ты переживаешь за тряпье – не стоит. Как только откроются магазины, я куплю тебе всё необходимое. За дом тоже не переживай, я поручил Ромычу заняться продажей и перевезти кое-какие вещи к себе в гараж.

— В смысле? — впервые сосредоточила на муже осмысленный взгляд. Покоившиеся на коленях ладони вспотели, мгновенно отреагировав на тревожный импульс. — Мы разве не вернемся?

Сколько там нужно, чтобы всё улеглось? Месяц, два? Да хоть год. Я готова выждать. Но потом обязательно вернуться. Обязательно. Ладно, мебель, одежда – фиг с ней. Там остались вещи, которыми я дорожила больше всего. Те же самые Сашкины фотографии, например, или бабушкин хрустальный сервиз.

— Юль, какое «вернусь»? У тебя проблемы с памятью или тебе понравилось лежать под обстрелом? — взбеленился Глеб. — Пока не родится ребёнок – никаких телодвижений. Потом посмотрим. Но в этот город ты больше не вернешься.

Недавняя апатия сменилась агрессией. Я смотрела на его четкий профиль и практически захлебывалась от возмущения.

— Я не могу так, Глеб. Хочешь девять месяцев – хорошо. Ради Саши и его безопасности я готова выждать и больше, но в остальном – это уже перебор. У меня тут родные, друзья…

Он резко ударил по тормозам, отчего я едва не влетела в лобовое стекло. Спасибо, ремень безопасности уберег. Недавняя оторопелость куда-то запропастилась и меня заколотило от страха. Сначала затряслись руки, а затем и плечи. Это ведь не то, о чем я подумала?

— Друзья? — взревел муж, увалив калачищами об руль. Гримаса боли исказила спокойное лицо, потухший взгляд зажегся неконтролируемой ненавистью. — Знаю я твоих «друзей». На возвращение к Дудареву надеешься?

Я вжалась в сидение, вцепившись со всей силы в ремень.

— Тут даже без вариантов, Юль. Не примет он тебя. После того, как ты отвернулась… — Задышал громко, рвано. Я и сама задышала в такт с ним, чувствуя себя разложенным на бархате мотыльком. Крылья уже пришпилены к ткани. Остался последний рывок, тот, после которого беспроглядная тьма. А она будет, тьма эта, я уже её чувствовала. Уже непроизвольно скулила, обмирая от уготовленной участи. — На хрен он тебя пошлет. А знаешь почему? Знаешь?.. Потому что не простит. Я бы точно не простил. И он не простит. Сколько раз ты юлила от него, м? Наверное, столько, сколько и от меня. Я и представить не мог, что ты настолько непостоянна. Но я прожил с тобой двенадцать лет. Только вдумайся… двенадцать гребаных лет, а он… Вы ведь даже толком не трахались. Так, пару раз, — рассмеялся с болью, не отрывая от меня глаз. — Зная характер Дударева, сомнительно, что он захочет тебя. Хотя… ему не впервые подбирать после меня.

Я вскинула на Глеба шокированный взгляд, продолжая надсадно дышать.

— Ты о чем? — похолодела, уже не зная, что и думать.

— Не важно, любимая. Я всего лишь хотел сказать, что в третьего раза не будет. Не станет он трахать тебя после меня. Не тогда, когда бросила, оставив подыхать. М-м-м… какие страсти, да? Не хочешь написать роман? Даже голову не придется ломать – всё действующие лица на виду. Кстати, — приподнялся, извлекая из заднего кармана подаренный Валом мобильный, — я тут решил чуток попрактиковаться и написал кое-кому прощальное письмо.

— Отдай! — рванула к нему, надеясь забрать телефон и болезненно застонала, подавшись назад. Проклятый ремень.

Глеб, сволочь, только этого и ждал: взял и швырнул телефон в открытое окно, прямиком под колеса проезжающего в этот момент дальнобоя. Честно? Я думала, он его уже давно выбросил или сломал, но чтобы вот так показушно, играя на нервах… Не ожидала.