Он вдруг оборвал свой горячечный монолог:
– Выясни, Эл, кто из них эксперт!
Значит, Лендел действительно никогда не видел эксперта.
Я покачал головой, но подошел к заложникам. Все они были в обыкновенных комбинезонах, которые носит технический персонал. У одного из нагрудного кармана торчала логарифмическая линейка. Я запомнил эту необычную деталь. Он был веснушчат, маловыразителен, испуган, но не потерял соображения, потому что не спускал с меня глаз.
– Эл! – суетливо командовал мне Лендел из-за баррикады. – Погляди на их ладони. Внимательно посмотри на их ладони. Я знаю, что эксперт дважды обжигал правую руку кислотой, у него должен быть на ладони след.
– Руки! – приказал я.
Все трое, как манекены, вытянули перед собой связанные в запястьях руки. Вены вздулись, лица потемнели от напряжения. «Через час они начнут падать, – подумал я. – Они не дождутся спасения». Значит, надо играть свою игру. Я повернулся, чтобы сообщить Ленделу, что эксперта среди заложников нет, но веснушчатый заложник опередил меня:
– Я – эксперт!
Его нелепое признание, несомненно, было продиктовано страхом, но Лендел по-детски обрадовался:
– Тащи эксперта сюда!
Силу применять не пришлось.
Как только я скинул петлю с веснушчатого, он сам кинулся к баррикаде, с отчаянием повторяя:
– Не стреляйте, только не стреляйте! Я – эксперт.
– А почему на тебе комбинезон техника?
– Я работал в лаборатории.
– Ты слышишь, Эл?
Лендел сиял. Но я не хотел с ним соглашаться:
– Почему ты веришь этому человеку?
Реакция Лендела меня испугала.
– Ты эксперт? – заорал он.
Веснушчатый тоже впал в отчаяние:
– Да! Да! Да!
Они оба – сумасшедшие.
Будь у меня оружие, я не колебался бы.
– Руки! – заорал Лендел. – Покажи мне руки! Ну, быстрее! Давай быстрее! Ближе, ближе! Видишь, Эл, у него на ладони след ожога!
Я промолчал. Никаких ожогов на ладонях техника не было. Лендел видел только то, что хотел видеть.
– В угол! Лечь на пол! – приказал Лендел заложнику и, когда тот уткнулся лицом в пол, повернулся ко мне. – Эл, я могу тебе верить?
– Как себе.
Я был искренен.
– Тогда займи место в петле эксперта. – Ленделом явно двигало сумасшествие. В любую секунду его палец мог нажать на спусковой крючок.
– Хорошо, – сказал я, боясь испугать его. – Хорошо, Лендел, я сейчас же займу место этого техника. Но дай мне слово, что ты не начнешь стрелять, пока у нас есть шансы договориться с теми, кто стоит за дверью.
Он удивился, но, подумав, не без торжественности объявил:
– Обещаю, Эл. Ты же видишь, все идет как надо. Мы выкарабкаемся.
Поворачиваясь, я споткнулся об опрокинутый стул. Это случилось неожиданно, и Лендел непроизвольно нажал на спуск. Автоматная очередь вспахала, взрыла плитки паркета, и я воспользовался секундным замешательством. Еще летела щепа, пахло деревом и лаком, еще грохот автомата рвал тишину, а я вцепился в горячее, ускользающее из-под пальцев горло Лендела. Борясь с ним, я понял, что он действительно не в себе: только сумасшедшие обладают такой силой. Но я сам был уже наполовину сумасшедшим. И к этому сумасшествию примешивалось неистовое нежелание потерять всё, до чего я получил шанс дотянуться. Несколько раз я бил Лендела ребром ладони по горлу, и каждый раз неудачно. Наконец удар получился. Лендел охнул и выпустил из рук автомат. Странно всхлипывая, он упал на колени и обеими руками схватился за горло. Его вырвало.
Тяжелая рука Лесли опустилась мне на плечо: «Оставь его, Миллер. Хватит».
Поразительно, как много мы успели поломать мебели. Я даже ухмыльнулся. Я знал, Лесли напрасно радуется. Несомненно, он считал, что выиграл у меня, но в бэрдоккском деле его обуревали такие же чувства. Именно сейчас я отчетливо увидел путь, который единственно приводил меня к победе. Кстати, не ошибался ли Лендел, говоря о некоей равнозначности машины и человека? Мне вдруг пришло в голову, что выигрыш заключается и в верном ответе на этот вопрос.