Возможно, накажи он Дашу сам, без лишних глаз, еще был бы шанс, но теперь Савелий сам себя загнал в тупик.

Ни он простить не может, ни тем более Даша. Это не пальчик порезать. То, что Крутой тогда с ней сделал, да и сейчас тоже. То, как сильно Даша предала Савелия – и к чему это привело.

Ну такое не прощается, если кратко, и, к сожалению или к счастью, Даша не Ангелина. Нет у нее того, что было в Линке к Бакирову, там просто любовь сумасшедшая и всепрощающая, а здесь чувства, едва зародившись, обернулись ненавистью.

***

Возможно, скажи я ему правду изначально, все было бы иначе, но теперь поздно гадать.

Мы разбили все светлое, что между нами было. Остались одни лишь осколки, на которые мы теперь то и дело натыкаемся босиком.

Вздрагиваю, когда Савелий подходит и пододвигает тумбочку, а после берет мою руку и втыкает обратно капельницу в катетер.

Не двигаюсь, не шевелюсь, я робею. Да, теперь так, я не могу иначе.

Сжимаюсь вся, думаю, он сейчас ударит меня, но нет.

— Посмотри на меня, Даша.

Крутой наклоняется ко мне, и я улавливаю запах его парфюма. Я бы хотела плюнуть на все и просто сейчас вцепиться в его шею, обнять, разрыдаться и умолять о прощении, но прекрасно понимаю, что я вообще не в том положении, чтобы даже просить. У меня нет никаких прав, и дышу я еще только потому, что Крутой почему-то этого хочет.

Распахиваю шире глаза, встречаюсь с его строгим взглядом.

— Почему тогда ты вернулась за мной?

Он напротив и смотрит просто как сканер.

— Я не хотела, чтобы тебе было снова больно.

Мой ответ честный. Не знаю, как он отреагирует. Вижу только, что Савелий напрягся весь и поставил руки по обе стороны от меня.

Не дышу даже. Если захочет – ударит, но Савелий зарывается огромной рукой в мои волосы и осторожно притягивает к себе. Не целует, нет, это больше похоже на то, как лев утыкается мордой в самку, обозначая территорию.

Мы молчим, слышно лишь наше взаимное тяжелое дыхание. Одно, пожалуй, уже на двоих.

— Между нами теперь будет только честность. Ты мне больше ни о чем не врешь, никогда и ни за что. Только правда, поняла?

— Да, – отвечаю тихо, чувствую, как Савелий колет щетиной мою щеку, трется об нее. Не целует. Нельзя. И я тоже. Не могу просто.

— Я ищу твою сестру и верну ее тебе. У вас все будет нормально.

Звучит как сказка, которой, конечно же, у меня нет. У нас нет, она кончилась, едва успев начаться.

— Спасибо, Савелий … Савелий Романович, – я называю его по имени-отчеству не от уважения, а скорее от банального страха. Между нами теперь нет ни грамма теплоты, и я понимаю, конечно, что Крутой это делает только потому, что я тогда вернулась за ним и помогла подняться. Это мое решение теперь спасает меня и, возможно, Алису.

Мы больше не говорим. Савелий выходит, а я долго смотрю в окно.

Может, еще есть шанс, хотя бы мизерный, того, что Алиса жива, что с ней все в порядке, и я хочу ее увидеть.

Хотя бы раз. Я буду для Крутого той, кем он захочет. Я сама тогда еще у клуба это ему говорила, просила, умоляла, что стану для него кем угодно, лишь бы он помог спасти сестру.

За вранье всегда нужно платить, а за ложь Крутому приходится платить тройную цену без права на амнистию.

Не любимые мы больше, а просто близкие враги. Воробушек всецело в руках льва, то ли заложница теперь, то ли вообще непонятно кто для него.

9. Глава 9

Прошло почти три недели, и мне сняли швы. Я начала вставать и немного ходить по палате. Как сбитая птица, шаг за шагом, потихоньку и не спеша. Сил нет – кажется, мой организм работает на пределе, но теперь у меня есть хотя бы надежда, что Алиса будет спасена.