Интересно, почему у ребёнка лет пяти от роду в голове помещается здоровенная тётка? И как она там помещается, мозг же маленький для такого? Объём знаний, опыт, мыслительные способности, наконец. Непонятно, на самом деле. Интересно, а где Серёжа? Смогу ли я его найти? Тысячи вопросов, и вот, пока они реют в голове, я ползу, ибо кто знает… Странно, совсем себя пятилетней не воспринимаю, но оно и хорошо так, потому что маленький ребёнок уже рыдал бы просто от страха, а мне надо убраться с открытой местности, и лучше всего не разглядывать, что на ней осталось, кроме дымящегося поезда.

Так я доползаю до кустов, где едва опять не теряю сознание – силы заканчиваются. Навскидку Серёжу не вижу, а вот автору этого мира я переднюю часть черепа начистила бы. С другой стороны, это же хорошо, что он совсем не подумал о том, что у ребёнка мозг меньше и большая тётя туда просто не поместится? Но сейчас у меня совсем другая проблема – что делать? Боль в спине в наличии, хотя трудно сказать, что у меня не болит, плюс слабость сильная, подступающая паника. При всём этом я отлично понимаю, что так не бывает.

Итак, я девочка пяти лет от роду, как мне уже сообщила та самая женщина. Прямо в поезде, читая нотацию. Зовут меня Машенька, то есть Маша, я, судя по всему, сирота. Учитывая фасон одежды и маркировку танков, сейчас сорок первый год. У меня болит спина, не отвечают ноги, что странно. Насколько я помню, детские кости более пластичные, и ни ушиб, ни перелом позвоночника таких результатов дать не могли. Встречу если… когда встречу Серёжу, уточню. Но автора этого мира уже хочется на кол посадить, потому что для пятилетнего ребёнка такой набор – верная смерть. Фрицы таких, как я, убивали вообще без размышлений. Вопрос только в том, здесь ещё наши или уже сплошняком немцы? И что теперь?

Лежу, дышу, стараюсь успокоить детскую истерику, зародившуюся внутри организма, но получается с трудом. Пытаюсь сообразить, что делать дальше. Ситуация такая, что готовых решений у меня нет. Ни еды, ни питья, ни способности к передвижению – ничего. А пить уже хочется, причём долго я так не протяну, детское тело не предназначено для подобных вещей. То есть умирать буду довольно мучительно – под танком было бы быстрее.

– Вязь! – доносится до меня. Так позвать мог только Серёжа, больше просто некому знать мой позывной, но напоминает это старый мультик о ёжике.

– Док! – визжу я из последних сил, и спустя некоторое безумно долгое время меня обнимают мальчишеские руки. От облегчения я плачу.

– Нашлась! – облегчённо выдаёт изменившийся внешне Серёжа.

Ну понятно, чего он изменился – ему лет семь, может, восемь. Я, наверное, тоже не похожа на едкую и стремительную, как степной пожар, Гюрзу. К тому же и реву в соответствии с возрастом сейчас. Серёжа меня обнимает, а затем затаскивает в кусты, принявшись довольно бережно ощупывать.

– На спину упала, – объясняю я. – Ноги отнялись, но странно, не должно же?

– При ушибе может быть, – спокойно произносит он, поднимая моё платье сзади, чтобы осмотреть. – И при эмоциональном потрясении тоже, – добавляет, явно увидев что-то ещё.

– В общем, я неходячая, – с трудом уняв слёзы, всхлипываю я. – Очень маленькая, хоть и рассуждаю, как взрослая…

– Ну это только пока, – хмыкает он. – Пока стресс, угроза смерти и тому подобное. Судя по картине, немцы?

– Они, – киваю я. – Что делать будем?

– Ну как что? – пожимает плечами Серёжа. – Уползать отсюда, а там подумаем. Погоди-ка, я волокушу сделаю.

Это мысль хорошая, ибо на руках он меня просто не утащит, нет той силы в семилетнем ребёнке. Из чего сделать волокушу, тут есть, а вот «своих», судя по всему, нет. Потому что в больницу если, то там могут и оставить, а это смерть, причём гарантированная. То есть вариантов, на деле, немного.