Он смотрит на нас, а меня отпускает – форма на нем специфическая, новая, а глаза испуганные. Он просто не знает, что делать, но видит сейчас двоих детей, причём Серёжа меня закрывает собой, отчего сразу идентифицируется неизвестным как свой. Я б за такое несение службы, конечно… Но сейчас это нам на руку. Так вот, если мы в чём-то больше на реальность похожем находимся, то он нам поесть-попить может дать, и всё. А вот если в «кине и немцах»… Хотелось бы, чтобы второе, потому что тогда будет хоть как-то проще.

– Да кто же это сотворил! – полностью подтверждает мои мысли о кино неведомый пока красноармеец. Ну и я, избавившись от большей части паники, его, конечно…

– Танки… – пищу я, приняв вид замученного котёнка.

Серёжа объясняет, что я имею в виду, предлагает даже сходить посмотреть, но красноармейцу уже и так хорошо. Готов, значит, часовой. Он очень бережно берёт меня на руки, но спину всё равно простреливает такой болью, что я теряю сознание, очнувшись уже в помещении. Доктор мой обрабатывает красноармейца Стёпу, живописуя ему ужасы немцев, а тот просто белый уже, того и гляди сомлеет. Но мне интересен висящий тут же телефон. Если я всё правильно помню, он должен был связывать замаскированный склад с более-менее центральной частью, непонятно почему этот склад не взорвавшей. Мотив может быть очень разный, но сейчас допустимо немного пошалить.

Вспоминаются телефонные мошенники, о которых одно время говорили. Ну те самые, которые пенсионерку с пенсией двадцать тысяч на десять миллионов раздеть могут. Так вот, есть у меня мысль… Если там фрицы, они в первую очередь сильно удивятся, а наши выделят группу, чтобы пожать шею караульному, допустившему посторонних на объект охраны. Это, я думаю, вполне способно подождать, пока что надо решить насущные проблемы.

Красноармеец нам сразу верит, что удивления уже даже не вызывает, при этом он вскрывает склад, относя меня внутрь. От нереальности происходящего я на мгновение теряю дар речи. Всё-таки служба в меня крепко-накрепко вбита, а тут такое пренебрежение уставами. Серёжа от этого тоже несколько удивляется, но молчит, нам оно пока только на руку.

– Сейчас поедим, – говорит нам Стёпа и выходит из помещения.

– Это что?! – поражённо спрашивает самый близкий мой человек.

– Это сказки, Серёжа, – вздыхаю я. – А вот качели у меня эмоциональные – это не к добру.

– Странно, что только качели, – хмыкает он. – Но…

Тут он, воровато оглянувшись на дверь, подходит к ящику, в котором лежат… снаряжённые гранаты! Интересно, тот, кто этот мир описывал, вообще гранату в своей жизни видел? Он себе представляет, что будет, если хоть у одной запал сработает? Игра странная, хотя мне при виде этого всего просто убежать хочется. И тут из-за приоткрытой двери склада доносятся звуки выстрелов. Серёжа буквально прыгает к двери, захлопывая её, и только потом оглядывается на меня в некотором удивлении.

Я его понимаю: открывалась вполне так деревянная дверь, а закрылся полноценный бункер. Толстенная дверь, клинкеты, которые каким-то чудом он сумел запереть. Но теперь, чтобы нас отсюда выкурить, понадобится не самая простая пушка. Или бомба посмешнее. И как это называется?

– Очень хочется ругаться, – сообщаю я Сергею. – Но пить и есть больше, хоть и странно это.

– Я тебя понимаю, – кивает он мне. – Получается, Стёпу немцы нашли. Не скажу, что так не бывает – в нашей армии бывает всё, но совпадение так себе.

Совпадением это было бы в жизни, а в описанном кем-то мире такая ситуация должна детей сильно испугать и заставить бежать без оглядки. Детей, а не офицеров с богатым опытом, несмотря на теперешний возраст. Поэтому мы, разумеется, никуда не бежим, а я гипнотизирую взглядом телефон.