– Опять сироты… – вздыхает Серёжа, гладя меня интенсивнее. – Значит, детдом, если повезёт.

– Не хочу с тобой расставаться, – неожиданно даже для себя произношу я.

– И не надо, – хмыкает он в ответ, но в этот самый момент Смерть хлопает в ладоши.

Верно, устала она от моего допроса, потому что в следующий момент я обнаруживаю себя сидящей в вагоне рядом с какой-то тётей. Причём восприятие у меня меняется мгновенно, несмотря на моё сопротивление. Как будто что-то переключается в голове, и я вдруг становлюсь ребёнком в коротком летнем платье, сидящим в деревянном вагоне, на дачный похожем. При этом поезд движется не сильно быстро, а я пытаюсь сообразить – где Серёжа? Потому что без него я не согласна!

– Сиди смирно, Машенька, – произносит именно эта тётенька, которую я не знаю, – если не хочешь добавки получить.

Хоть и говорить она пытается ласково, но в голосе её злость, а я вдруг начинаю понимать, о какой «добавке» она говорит. Потому что сидится мне очень грустно, просто до слёз, а это значит, что ребёнка побили. Наверное, девочка именно от этого, ведь Смерть сообщила, что я стану недавно умершей девочкой, а Серёжа, значит, мальчиком. Интересно, а он-то отчего? Но долго думать мне не дают, потому что в этот момент всё вокруг будто взрывается. В первый момент я даже визжу, но затем понимаю, что происходит, ведь под огнём я бывала. Только и успев подумать, что надо покинуть поезд, внезапно оказываюсь выброшенной наружу, при этом падаю плохо – на спину, и от мгновенно пронзившей меня боли теряю сознание.

Прихожу в себя я от рёва двигателей, ну мне так кажется. А ещё от диких криков, какого-то хруста и совершенно нечеловеческого хохота. Открываю глаза только чтобы заметить надвигающуюся на меня махину и как-то неожиданно беру себя в руки. На меня медленно накатывается недавно совсем виданная немецкая «тройка», и, судя по всему, не просто так. Но тут начинаются нюансы: во-первых, из танка меня точно не видно, во-вторых, зазор между днищем и землёй достаточный, в-третьих, я знаю, что тут происходит и умирать, да ещё и так, не тороплюсь. Поэтому я закатываюсь промеж гусениц, ещё и дёргаю за собой, кого достаю, ведь лежу я не одна.

Морально я готова увидеть фрицев, а что те творили, знаю по фильмам и книгам, поэтому даже и не удивительно. Ребёнок бы запаниковал и погиб, а у меня в крови сейчас бушует адреналин. К тому же я помню, что Смерть сказала – мир ненастоящий. То есть не то, что было на самом деле, а что какой-то писатель думает, что было. Скорее всего, история писана человеком, никогда настоящей войны не видевшим, но считающим себя большим экспертом, поэтому танк и идёт ровнёхонько, как на шоссе, а гитлеровцы не проверяют, насколько живы их жертвы. Судя по всему, они сейчас развернутся и поедут дальше, а мне тогда надо будет понять, кто уцелел. Надеюсь, та тётенька, сидевшая в поезде и считающая правильным бить ребёнка, не уцелела.

Танк проходит над головой и продолжает движение, причём вся немецкая колонна, мгновенно потерявшая к нам интерес, отправляется туда же. Насколько я литературу помню, такого не было. Или фрицы не трогали детей, или же старались сделать так, чтобы свидетелей не осталось. А тут у нас кино и немцы, что описанию Смерти соответствует. Не будь у меня боевого опыта, я или погибла бы, или испугалась до судорог, а так ничего, могло и хуже быть…

Так, а теперь плохие новости – ноги себя ведут некрасиво. Их просто нет, по моим ощущениям, и это очень… Неприятное фиаско5.

***

Судя по всему, в обморок я всё-таки уплыла. Очнувшись, вижу отсутствие всяческой суеты вокруг. Это значит, либо всех поубивали, или выжившие убежали, а я… меня могли счесть мёртвой. Мне бы уползти куда-нибудь с открытого места. Что у меня с ногами, я потом пойму, наверное, а пока надо ползти. Хотя шансов у меня по военному времени нет. В лучшем случае пристрелят, так что иллюзий я не питаю.