— А фотку покажешь?

— Не наглей, Родь!

Мелкий что-то недовольно пробурчал, но на условия мои согласился, и уже вскоре на пару с Гаем смылся из поля зрения. В запасе было минут пятнадцать, и я не нашел ничего лучше, чем еще немного вздремнуть. Вот только снилась мне на этот раз какая-то ерунда, а потому, когда лба снова что-то коснулось, я на автомате гаркнул:

— Гай, отвали!

— Я ж говорю — бредит! — тут как тут пропищал Родик, а я нехотя открыл глаза.

— Родион, градусник неси, — разволновалась мама, продолжая гладить меня по голове, как маленького. И вроде приятно, но, черт, как же глупо!

— Не надо мне ничего, — приподнялся я на локтях. — Я в норме.

— Ага, а я тогда Джей Ло.

Мать тут же ладонями уперлась в мои плечи и заставила лечь обратно.

— Ты лучше, — улыбнулся, не находя в себе сил на сопротивление.

— Родя, ну где тебя носит? — прокричала мама, немного смутившись, а стоило мелкому притащить градусник, тут же сунула мне его под мышку. — Никакой школы. Никаких прогулок. Никакого сноукросса. Ясно?

— У меня соревы на носу, ты же знаешь. Каждый день трени. Да Михалыч с меня шкуру сдерет, если пропущу.

— У тебя лоб, как раскаленное железо, — даже слушать не хочу!

— Да нормальный у меня лоб.

— И тренер у тебя нормальный — все поймет.

— Ну не могу я дома, — простонал, вспомнив об Аське. — Мам…

— И не мамкай мне тут. Лучше скажи, где твоя подушка?

— У Родьки под кроватью, — вздохнул я обреченно и закрыл глаза.

— А че не в морозилке или в мусорном ведре?

— Спасибо за идею — в следующий раз воспользуюсь.

— Я тебе воспользуюсь — совсем от рук отбился. Родя, а что у тебя за склад носков под кроватью, а? А ну, немедленно иди сюда и все убирай!

Пока мать занималась воспитанием мелкого, я достал градусник — тот уныло показывал тридцать восемь и явно не собирался останавливаться на достигнутом. А это означало только одно — мне стопудово светил больничный и уговорами спасать положение было бессмысленно. А потому, пока никто не видел, я скинул старые показания и снова засунул градусник под мышку, правда, сей раз не стал зажимать его рукой, а позволил измерить температуру воздуха под моим одеялом.

— Илюш, ну что там? — вспомнила про меня мама, заслышав монотонный писк.

— Говорил же, норма. Тридцать шесть и восемь.

— Не может такого быть, — она недоверчиво забрала из моих рук градусник. — Надо перемерять!

— ОК, — кивнул я и тут же сел. — Только погоди, я в туалет схожу. Не могу терпеть.

Голова закружилась так, что ног у матери вдруг стало восемь, но сдаваться я не собирался. По стене доковылял до ванной комнаты и, запершись, с ужасом взглянул на свое отражение. Нос распух, щеки пылали алым, а глаза напоминали узкие, как замочные скважины, щелочки — прогулялся до Речного, нечего сказать!

Умывшись холодной водой, я стянул аптечку с верхней полки над раковиной и залпом выпил пару таблеток жаропонижающего. План казался безупречным, вот только я не учел главного: ни одно лекарство не действует мгновенно, и мое не было исключением.

Ощущая себя ежиком в тумане, зашел на кухню. Мне повезло: отец нарезал лук для омлета и, бросив в ответ привычное «Доброе, Илюх!», даже не взглянул на меня. Но не успел я расслабиться, как на кухню влетела мама. Все с тем же пресловутым градусником и фирменным взглядом «все пропало», она по новой потянулась к моему лбу, но внезапно ситуацию спас отец:

— Илюх, ты Гая покормил?

— Нет еще, — пожав плечами, виновато улыбнулся я маме и тут же прокричал: — Гай, кушать!

Дважды звать этого лохматого монстра к завтраку было ни к чему. Суетливый топот, нетерпеливый лай, мамин визг, рассыпанный по полу сухой корм — минут пятнадцать пространство нашей небольшой кухни напоминало палату в сумасшедшем доме, где каждый из пациентов сходил с ума по-своему. Зато, когда мама снова вспомнила про мой лоб, тот был уже весьма сносной температуры.